Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
на время или навсегда. Это еще неизвестно, так что Рейзл решила об этом не говорить – не говорить, что на этом они расстаются.
– Ты еще с Куртом? – спрашивает Рейзл.
– С кем?
– Ты была с ним на пляже, – говорит Рейзл.
– А, – говорит Сэм. – Не-а. Не видела его. Давно уже.
Когда Сэм снова тянется через столик за мороженым, Рейзл замечает у нее на предплечье пятно, ярко-красную кожу.
– Что это? – спрашивает Рейзл, еще не готовая отдать пинту, когда Сэм протягивает руку чуть дальше, ближе к ней, обнажая нечто похожее на «Билли», написанное странным синим шрифтом.
– Что? А, ничего, – говорит Сэм. – Познакомились пару недель назад, думала, будет что-то серьезное. – Сэм убирает руки и обхватывает себя, пряча буквы на коже. – Доедай мороженое, – говорит она.
Сэм надувает губы. Закатывает глаза.
– Как только найду деньги – сведу. Это решение приняла я – дура. Некоторые пьяные садятся за руль, я – в кресло тату-мастера.
Рейзл пододвигает мороженое к Сэм. Чтобы той не приходилось тянуться.
– Блин, ты слышишь эту брехню? – Сэм тыкает ложкой в воздух у них над головами, указывая на музыку, как на ощутимый предмет, который можно проткнуть. – «Мы можем делать что хотим», – передразнивает она певицу. – Ебучая Майли Сайрус. Конечно, она богатая, вот и может делать что хочет.
– Сколько нужно? – спрашивает Рейзл. – Чтобы убрать?
– Татуху? – Сэм задумывается, и из того, сколько времени она молчит, становится ясно, будь то один доллар или тысяча, это слишком много для Сэм. – Не знаю. Лазер дорогой, но хотя бы татушка маленькая. Может, долларов двести?
Под столом, стараясь двигаться как можно менее заметно, Рейзл открывает сумку и достает из кошелька десять двадцатидолларовых купюр. У нее остается достаточно на второе сегодняшнее дело. Уж это-то она может сделать для Сэм.
– Вот, – говорит Рейзл, легонько тыкая руку Сэм свернутыми купюрами. Подарок на прощание – возможность что-то убрать.
Сэм кладет ложку на стол и берет деньги. Она искренне удивлена. Но на ее лице быстро появляется улыбка, и она убирает деньги в лифчик.
– Офигеть, Бритва! Спасибо! Богатенькая невеста!
Рейзл улыбается – она так любит радовать Сэм. Нет ничего лучше, чем когда оскал Сэм исчезает, уголки фиолетово-черных губ приподнимаются, в глазах со смелыми черными стрелками появляется огонек. Но внутри Рейзл будто морщится. Думает о работе, которую проделала, которую еще придется делать – ради пачек денег, на которые можно купить некое облегчение, пространство для маневров.
Сэм игриво смотрит на нее.
– Значит, ты покидаешь ряды девственниц? – Сэм кладет в рот ложку мороженого, на ее губах остается шоколадный след. – Соло сказал, ты с ним отказалась, – пластиковая ложка скрипит, Сэм наклоняет ведерко, чтобы собрать остатки мороженого под более удобным углом. – Берегла себя для… как ты сказала? Мойше?
– Йа, – говорит Рейзл. – Мойше. Как компания грузоперевозок.
Сэм наверняка видела их грузовики.
– А почему не стала с Соло?
– С ним я не хотела, – говорит Рейзл.
– А с этим Мойше будешь, получается? Ты должна, да, раз замуж выходишь?
Должна. Хочет. Должна.
– Йа, – говорит Рейзл.
– Это надо через дырку в простыне делать?
– Через дырку? – переспрашивает Рейзл.
– Я на шоу Опры слышала, что хасиды трахаются через простыню с дыркой, но хасидские женщины, которые там были, сказали, что это неправда. Это был бы пиздец, так что надеюсь, что это неправда. Короче, поздравляю.
– Спасибо, – смущенно отвечает Рейзл, не зная, что сказать дальше. Они молчат, и Рейзл слышит, как Сэм ложкой выскребает остатки мороженого.
– Какие курсы берешь в этом семестре? – спрашивает Сэм.
– Я ничего не беру. Я работаю на полную ставку.
– Что? Я думала, ты увольняешься. Хотя откуда бы у тебя еще взялись деньги?
– Я хотела уволиться. Но не уволилась. Нам нужны деньги, чтобы платить за квартиру.
– Как и всем, – тихо говорит Сэм.
– Ты не живешь у родственников?
– Нет, – Сэм отводит взгляд в сторону. – Хочешь еще мороженого?
– Мне нельзя, – говорит Рейзл. – Ну, понимаешь, платье.
– Точно, платье. Оно узкое? Сексуальное?
Рейзл снова краснеет. Свадебное платье, пожалуй, не узкое, но больше «по фигуре», чем остальная ее одежда. Она надеется, что Мойше посчитает ее сексуальной. И что Сэм, если бы она могла его увидеть, тоже бы так подумала.
Внутри у Рейзл все переворачивается, желудок опускается, и дело не в мороженом. Как она будет без Сэм? Когда никто не спросит про сексуальность платья?
– Все будет хорошо, Бритва, – говорит Сэм. – Этого парня я, конечно, не знаю, но ты сильная. Очень сильная.
Щеки Рейзл так полыхают, что кажется, будто с них сейчас слезет кожа. Возможно, это их самый долгий разговор; кажется, они могут сидеть за этим маленьким столиком под светом и гулом флуоресцентных ламп бесконечно. Кажется, что их разговор может длиться вечность.
Но внезапно он кончается.
– Пойдем, – вскакивает Сэм. – Черт, я без зонта.
Теплый влажный воздух наконец разродился дождем.
– Возьмем мой, – предлагает Рейзл. – Пойдем вместе.
Она толкает дверь, напирая всем телом, чтобы сильный ветер не загнал их обратно.
Они на минуту останавливаются, понимая, насколько сильный сейчас дождь и что они точно промокнут насквозь. Тут, под двойным небом зонтика и навеса над входом в магазин, Сэм целует Рейзл. Это не случайный, не легкий прощальный поцелуй. Настоящий поцелуй в губы, влажный от желания. Сладко-соленый, со вкусом миндаля и маршмэллоу, шоколадный, липкий, и Рейзл хочет еще, хочет больше, хочет еще немного этого мороженого, хочет, чтобы прощание не заканчивалось. Но Сэм берет ее под руку и тянет вперед по тротуару – автобус отходит.
Конец свиданиям
Хотя профессор О’Донован и завалил Рейзл, он рассказал ей важное правило: если пьеса кончается свадьбой, это комедия, а не трагедия. Но под свадебным навесом Рейзл страшно. Она весь день постилась, а сейчас, после заката, ее лицо закрыто, мать ведет ее к жениху, затем проводит семь раз вокруг него. У Рейзл чуть кружится голова от поста и поворотов, она вцепляется в Теилим, подаренный Мойше, но не смотрит на него. Скрытая полупрозрачной вуалью, шепчет выученный наизусть Теилим, псалмы Давида поднимаются под тяжелой тканью, как второй слой колыхающегося кружева. Наконец хождение кругами прекращается, но, остановившись, она чувствует себя только более шатко. После благословения на вино она слышит, как Мойше его глотает, затем шаркание обуви – это ее мать подходит, чтобы приподнять вуаль, и вот бокал у ее губ. Эта комедия – танец тех, кто может трогать невесту и кто не может, – для того, чтобы все законы были соблюдены, бокал вина наклоняется слишком быстро, вино капает
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
