стены своего опыта. Между мной и моими старыми друзьями, даже между мной и родителями была невидимая пропасть. Я не мог рассказать им, что со мной произошло – инстинкты подсказывали, что безопаснее всего никому об этом не рассказывать – а без этого они не могли понять, что во мне переменилось.
Я восстановился быстрее, чем другие, хотя они и пришли в себя раньше, и потому в конце концов навестил каждого – кроме Саши и Лены. Я не знал, что могу сделать при виде первого, а ко второй меня попросту не пустили. Сказали, что ее психическое состояние очень нестабильно.
Все остальные понемногу приходили в себя – и даже были рады меня видеть. Но, хотя нам всем совершенно необходимо было поговорить о произошедшем, я знал, что даже они не до конца понимают меня. Их опыт был схожим, близким – и все-таки другим. Мы создали общий чат в ВК, и четверо остальных радостно трепались там все дни напролет. Я только листал ленту и изредка усмехался веселым мемам, но сам ничего не писал.
Я знал, с кем мне действительно нужно было поговорить. Кого совершенно необходимо было увидеть, чтобы перестать ощущать все нарастающее одиночество. И плевать, если она притворялась, если я был ей не нужен, если все оказалось обманом – она все равно была там, со мной. Она должна была понять меня.
Один разговор. Мне нужен был всего лишь один разговор. Во всяком случае, я убеждал себя именно в этом.
Когда меня выписали, я первым делом поехал в клинику, куда перевели Кэт – но бесконечно любезная администратор Наталья, чем-то напоминавшая мне эльфийских торговцев, сообщила, что такая пациентка больше не лежит в их клинике. Я не стал даже пробовать выяснить у нее, где живет семья Кэт. Следующие несколько дней я пытался играть в сыщика и найти их адрес – и, о чудо, в конце концов мне это удалось.
Было тепло, кое-где почки выстрелили молодой листвой, и у меня впервые за долгое время было хорошее настроение. Я ехал на автобусе, солнце мелькало через густые ветви просыпающегося леса, оставляя в глазах разноцветные пятна. Остановка была в паре километров от коттеджного поселка, где стоял дом Кэт – но я с удовольствием прогулялся по уже подсохшей проселочной дороге.
Когда я подходил, меня впервые охватили сомнения, туда ли я приехал. А когда подошел к воротам коттеджного поселка, я понял, что, кажется, все равно внутрь не попаду. Всю территорию окружал высокий темно-зеленый металлический забор, дорогу преграждали ворота, а над калиткой слева возвышалась смотровая вышка охраны.
«Чтобы отстреливать на подходе», – подумалось мне, пока я шел по небольшому пустырю, отделявшему поселок от леса.
Возле калитки висел интерком с одной кнопкой. Я нажал ее, и заиграла веселая музыка, несколько испорченная шипящим динамиком.
– Да? – раздался голос. – Вы к кому?
– К Кустицким, – громко сказал я в микрофон.
– К кому?
– Кус-тиц-ким.
– Фамилия как?
– Кус! Тиц! Ким!
– Да не орите вы! Ваша фамилия как?
Я на мгновение замялся, а затем тихо пробормотал свою фамилию в интерком. На том конце посмеялись.
– Нет тебя в списке, парень.
– Каком списке?
– На кого пропуск заказывали.
– На меня не заказывали пропуск. Я просто так приехал.
– А! Ну звони тогда им, чтоб заказали.
Охранник отключился.
Я с досадой выдохнул. Если б можно было позвонить, я бы не приезжал без предупреждения. Однако я нашел номер Кэт и набрал его. Разумеется, никто не взял трубку. Тогда я написал сообщение:
«Я стою у ворот в ваш поселок, меня не пускают. Позвони охране, пожалуйста».
Ответа не было. Я стоял, засунув руки в карманы, и ковырял засохшую глину носком кроссовка, когда калитка внезапно открылась, и из нее высунулся охранник.
– Позвонили твои Кустицкие.
– О! – обрадовался я.
– Велели тебя не впускать, – продолжил охранник как будто немного виноватым голосом.
Я замер, чувствуя, как улыбка постепенно исчезает с лица.
– И просили передать тебе, чтобы ты больше не приезжал. Извиняй, парень, – видно, ему и впрямь было неловко. – Надо было тебе сначала позвонить, прежде чем в такую даль переться.
– Надо было, – глухо согласился я. А затем развернулся и пошел прочь.
Солнце слепило глаза по дороге в город, а в наушниках играло:
Убей меня
Внезапно гаснет свет
Нервно курит балерина
В пачке сигарет
Солнце светит мимо кассы
Прошлогодний снег ещё лежит
Всё на свете из пластмассы
И вокруг пластмассовая жизнь
Тянутся хвосты
Миллиарды звёзд сошли на нет
С тех пор, как мы с тобой на «ты»
И дело вовсе не в примете
Только мёртвый не боится смерти
Вдоль дорог расставлены посты
Возьми меня с собой
Беспощадно в небе светит солнце у тебя над головой
И снова мимо кассы
Тень забилась в угол и дрожит
Всё на свете из пластмассы
И вокруг пластмассовая жизнь
Тянутся хвосты
Убей меня
За то, что я давно к тебе остыл…
Глава 25
Маша Огнева села на кухонный стол, поставив свои немыслимо длинные ноги на диван справа и слева от меня. Подушки были сильно продавленными, а стол – довольно высоким, поэтому ракурс, с учетом мини-юбки Маши, получался весьма своеобразным.
Она наклонилась ко мне, взглянула влажными, совершенно однозначно говорящими «да» глазами и спросила:
– Ну, так что?
«Что я здесь делаю?» – в очередной раз пронеслось в голове.
На вечеринку меня затащил Валя, который всю неделю до того бормотал что-то про необходимость социализации при реабилитации после комы. Я сомневался, что студенческая вечеринка является правильным способом с точки зрения медицинских рекомендаций, но особо не сопротивлялся. По большому счету, мне было все равно. Вечеринка так вечеринка.
Сам я точно не считал это необходимым – в последнее время мне достаточно много приходилось общаться с людьми. Я пошел работать – устроился курьером по доставке мелкой техники и электроники – и весь день ходил по городу и слушал музыку. Работа мечты, а ведь мне за это еще и платили деньги. Кроме того, я взял за правило подъезжать в середине дня к институту, чтобы пообедать с Валей в студенческой столовой и немного поболтаться после этого во дворе. Мотивация была вполне очевидной: в столовке кормили дешево и вкусно, а во дворе можно было перекинуться парой слов с друзьями – поэтому я успешно скрывал настоящую причину даже от себя.
Это место было единственным, где я мог бы встретить Кэт. Конечно, ей было совершенно нечего делать в институте – она точно так же взяла академ – но других вариантов у меня не было. Поэтому я продолжал стоять во дворе,