и достала оттуда вещь, похожую на небольшую никелированную флягу. Показала её Андрею Николаевичу:
– Вот то, из-за чего все мы рисковали жизнью.
– И что там? Куски чёрного дерева?
– Не только. Помните, вы писали в отчёте про прозрачную каплю, которая сразу ушла в ствол, как только вы хотели к ней прикоснуться?
– Помню.
– Мы поймали эту каплю, – сказала Кораблёва. Сказала это таким тоном, что Горохову стало ясно: она очень гордилась тем, что ей это удалось. – Это сверхценный биологический материал. Это наше будущее, возможно, плоть будущих наших поколений.
Жаль, что была ночь, луна хоть и поднималась на небо, но света ещё было недостаточно, и он не мог как следует разглядеть её лица. Но был уверен, что оно соответствует пафосу, с которым говорила Кораблёва. Она явно гордилась собой. Только вот уполномоченный был человеком прозаичным и думал не о плоти будущих поколений:
«Ну да, ну да… Сверхценный биологический материал… Будущее… Это всё, конечно, прекрасно, но как мы будем делить мотоцикл?».
Глава 34
И она словно услышала его мысли и сказала:
– Надеюсь, вы понимаете, уполномоченный, важность этого материала. Вы понимаете, что мне нужно его доставить в Институт.
– О, так он не инженер? – солдат так и держал винтовку, направив ствол на Горохова. Теперь он её и в плечо упер. На всякий случай. – А я-то думаю, как это обыкновенный инженер умудрился так легко с теми двумя даргами разделаться.
– Да, Винникер, будь с этим господином повнимательнее. Эти уполномоченные очень… опасные люди. Терехов и мёртвые дарги не дадут соврать, – произнесла женщина.
«Нашли даргов? По нашим следам шли?».
– Кстати, Терехов был жив, когда я уходил, – вспомнил Андрей Николаевич. – Ну и раз вы нашли дохлых даргов, значит, вы знаете, что я шёл с вашим раненым солдатом, его фамилия Рогов.
– Терехов… Не видела, куда он делся. А насчёт вас… Я знала, что в случае неудачи нужно будет полагаться на вас. Мы знали, что в случае опасности вы побежите к своему тайнику. И ваш тайник превзошёл всё наши ожидания. Вы молодец, – ответила Кораблёва. – И если вы спасли нашего раненого, от лица начальника экспедиции выражаю вам благодарность за спасение моего человека. Я упомяну об этом в своём отчёте. Это повысит ваши шансы на получение визы.
– О. Спасибо, – Горохову сейчас было вовсе не до виз, он был раздражён тем, что солдат доел его хлеб и выбросил пустой пластик на песок. А ещё тем, что эти двое, кажется, собирались забрать у него его транспорт. – Для меня это большая честь. Только вот хотелось бы узнать, это гарантирует мне место на мотоцикле?
– Пока вам придётся остаться здесь с раненым Роговым, – сразу всё расставила на свои места начальница экспедиции. – А мы с Винникером, как только доберёмся до Красноуфимска, сразу попросим коменданта выслать за вами пару машин.
Уполномоченный моментально оценил ситуацию: они забирают у него мотоцикл, в идеале добираются туда за ночь и часть утра, в идеале у коменданта готова пара квадроциклов, им не нужен ремонт, и есть люди для того, чтобы тут же отправиться в путь, в идеале они выедут в тот же вечер и, естественно, за ночь не доедут, грузовик – это не мотоцикл. Днём остановятся переждать жару, и в идеале следующей ночью спасательная партия будет тут. В общем, им с Роговым ждать больше двух суток. У них с Роговым остаётся двадцатилитровая канистра воды, кукурузный блок, медпакет и пара баллонов хладогена. Продержаться можно. В идеале. Если их, конечно, не найдут дарги.
А Кораблёва, не дожидаясь его ответа, спрятала пакет с вяленым мясом в карман пыльника и подняла с земли вторую банку консервированных фруктов, открыла её и стала пить сладковатый компот.
«А третью банку она заберёт с собой… Ну да, ей нужнее. А мы с Роговым… Ну, найдём что-нибудь, чтобы продержаться трое суток».
В принципе, он знал, как прокормить себя в пустыне. Саранча, кактусы, может, термитник рыхлый попадётся, который можно будет расковырять. Не то что двое суток, он, при наличии воды, прожил бы здесь столько, сколько нужно. Уполномоченный дошёл бы и до Красноуфимска дней за пять, а может, и за четыре… С двадцатью литрами воды и двумя баллонами хладогена точно в четыре дня уложился бы. Но не с Роговым.
– Не доедете вы до Красноуфимска, – говорит он и шарит по карману в поисках сигарет.
– Это почему? – спрашивает Кораблёва, она не слишком верит ему, женщину сейчас больше интересуют персики из банки.
– Мотоцикл – дрянь. Железо плохое, втулки дрянь, подшипники, цепь – дрянь. А вы с вашим Винникером, с бронежилетами со снаряжением и канистрой бензина больше двух центнеров весите. К этому мотоциклу нужно ещё приноровиться, иначе он сломается. И сломается быстро.
Она перестала есть персики. И Горохов сразу пожалел, что завёл этот разговор. Он просто не ожидал, насколько быстро и безжалостно начальница экспедиции принимает решения.
– Вы правы, инженер, хорошо, что напомнили, я сама об этом не подумала. Если мотоцикл сломается… нам остаток пути придётся преодолеть пешком. Винникер, канистру с водой тоже поставьте на багажник. Мы забираем воду. И хладоген тоже. Возможно, нам придётся пару дней идти.
– Есть, – сразу отозвался солдат.
– О, а вы, Женечка, молодец, – восхитился уполномоченный.
– Горохов, не нужно фамильярностей, – сухо ответила женщина.
– Да, вы уж извините меня, конечно, но я надеялся, что вы нам хотя бы воду с хладогеном оставите.
– Я думаю, вы продержитесь пару дней. Вы же такой опытный степняк.
– Да, я опытный, и поэтому знаю, что в пару дней вы не уложитесь. Помощь за двое суток не придёт!
– Я всё это делаю не по желанию, а из необходимости.
– Рогов трёх дней не протянет в жаре.
– Послушайте, уполномоченный, – она заговорила таким тоном, что у него не осталось ни малейших сомнений в её решимости. – То, что лежит у меня в кармане, для человечества важнее всего, важнее вас и Рогова. И даже важнее меня. И я готова отдать всё, чтобы этот биоматериал был доставлен в Институт. Если мотоцикл сломается, нам придётся идти пешком, нам может потребоваться ваша вода и ваш хладоген. Но даже учитывая это, я готова оставить вам с Роговым десять литров. Это всё, что я пока смогу для вас сделать.
Десять литров воды. Всё, что она могла для них сделать.
Луны было ещё недостаточно, а солнце исчезло на западе окончательно, стало темно, только контуры и тени были различимы. И Андрей Николаевич в этой наконец пришедшей
