поехали в луна-парк на Кони-Айленде и вам там очень понравилось. Можем отправиться туда все вместе, и Беатрис тоже, если хочешь. Будем объедаться сладостями и кататься на всех аттракционах. — Он бросает на меня быстрый взгляд. — На безопасных, само собой.
Меня так переполняют чувства, что я не могу найти слов и внезапно, поддавшись порыву, поворачиваюсь и обхватываю отчима руками за шею.
— О, спасибо! Спасибо! Спасибо!
Нервно засмеявшись, доктор Блэкрик похлопывает меня по спине. И хотя воцаряется неловкая пауза, когда я отпускаю его и сажусь на место, он тоже улыбается.
Тут от причала доносятся чьи-то крики вперемешку с ругательствами. Похоже, багаж грузят на паром, и кто-то недоволен, что с ним небрежно обращаются. Подавшись вперед, отчим выглядывает в лобовое окно и вздыхает.
— А, это Мэри. Видно, отправление парома задерживается.
— Мэри Маллон? — не веря своим ушам, переспрашиваю я. — Она правда уезжает с острова? Прямо сейчас?
Доктор Блэкрик кивает.
— Глава управления здравоохранения наконец удовлетворил ее прошение, но только при условии, что она больше никогда не будет работать поварихой.
— Думаете, она послушается? — с недоверием спрашиваю я.
— Надеюсь. Вся ее жизнь связана с профессией. Да и таланта у нее не отнять. Мне сложно представить, что она с радостью согласится на менее почетную работу и за меньшие деньги. — Отчим снова вздыхает. — Если она вообще сможет найти работу. Ты же знаешь, нам, иммигрантам, нелегко приходится. А она к тому же одинокая женщина. Должно быть, ей кажется, что против нее весь мир ополчился.
— Раз глава управления ее отпускает, значит, он и должен помочь ей с работой, — говорю я.
— Должен, — соглашается отчим. — Возможно, и правда поможет. Просто я… беспокоюсь. Мэри до сих пор не верит, что эпидемия брюшного тифа началась из-за нее. И в науку она тоже не верит, так что вряд ли станет вести себя ответственно.
— Я хочу с ней попрощаться, — решаю я и открываю дверь.
— Эсси, я не думаю, что… — начинает отчим.
— Я ненадолго, — заверяю я его. — Все в порядке.
Он неохотно кивает, и я вылезаю из машины и иду к пристани. Я сама преодолеваю шаткий пирс, стараясь не смотреть на воду внизу, и подхожу к Мэри, которая стоит на верхней палубе и отчитывает служащего с парома. Его раздраженное лицо кажется мне знакомым. Может, я уже видела его ботинки? Когда поток ругательств иссякает, он качает головой и уходит принимать груз. Я остаюсь одна с Мэри и ее фокстерьером, который обнюхивает всё вокруг в пределах длины поводка. Когда я подхожу ближе, он едва не обрывает поводок, пытаясь прыгнуть на меня.
— А ну прекрати! — кричит Мэри, оттаскивая его. — Почему всякий раз, когда ты оказываешься рядом, он напрочь забывает все команды?!
— А он точно их знает? — интересуюсь я, держась подальше от пса.
— Ха! — Мэри ухмыляется. Затем опускает взгляд на терьера и делает жест рукой. — Хоп! — приказывает она. — Хоп! Хоп!
Пес тут же отворачивается от меня и принимается скакать на задних лапах, вытянув нос вверх, как какой-нибудь морской котик в цирке. Когда Мэри перестает произносить команду, он прекращает прыгать и снова начинает нюхать всё подряд включая меня.
— Видала? Так что это ты виновата.
— Ну да, наверное, — улыбнувшись, говорю я. — Тогда извините, что отвлекаю. Я просто хотела с вами попрощаться.
Мэри скрещивает руки на груди и медленно вздыхает, окидывая меня взглядом.
— Ты же понимаешь, что я заметила твоего отчима в автомобиле? Судя по всему, он велел тебе передать плохо завуалированные угрозы. — Она пожимает плечами. — Без толку. Я теперь не его заключенная. И больше никогда ею не буду.
— Ничего он мне не велел, — возражаю я. — Он тут ни при чем. Я правда хотела с вами попрощаться.
— Хм… — Мэри задумчиво хмыкает, но ее настороженность, похоже, спадает. — Полагаю, раз вы разъезжаете по округе как закадычные друзья, ты больше не считаешь его убийцей? Или притворяться дружелюбной — часть нового плана?
— Он не убийца. Я ошибалась на его счет. Я во многом ошибалась. — Замявшись, я неуверенно добавляю: — Но надеюсь, насчет вас я не ошибаюсь.
— Что ты имеешь в виду? — Мэри хмурится.
— Вы ведете себя грубо, потому что с вами несправедливо обошлись. Вы сердитесь и имеете полное на это право. Но ко всему прочему, вы добрый человек. Я это знаю. И вы труженица. Вы заботитесь о людях вокруг, хоть и притворяетесь, что вам нет до них дела. Беатрис, моя подруга, восхищается вами. Жаль, что вы не встретитесь, у нее ветрянка.
Мэри слушает меня с круглыми глазами и в кои-то веки не отвечает какой-нибудь колкостью.
— Беатрис постоянно читала мне истории о вас из газет. Я знаю, они вам не нравятся, но мне кажется, она видела их иначе. Она всегда за вас заступалась. Рассказывала, что вы ухаживали за детьми, которые заболели тифом, в домах, где вы работали. Что вы ночь напролет сидели у их постели, даже не задумываясь, что сами можете заразиться. — Я сурово смотрю на нее. — Так что я знаю, что вы хороший человек.
— И хороший человек остался бы здесь. На это ты намекаешь? — спрашивает Мэри, и я слышу сдержанную ярость в ее голосе. — Хороший человек распрощался бы со своей свободой и всю оставшуюся жизнь провел в карантине на этом дрянном острове?
— Нет, — спокойно отвечаю я. — Я не думаю, что вы должны остаться тут. По крайней мере, если будете осторожны. Но вы должны поверить в то, что говорят вам врачи. У вас внутри живет инфекция, Мэри. Вы в этом не виноваты. Это несправедливо, но это так.
Мэри открывает рот, будто собираясь разразиться гневной тирадой, но затем закрывает его и отводит взгляд.
Солнце скрывается за горизонтом. Луч маяка начинает вращаться.
Пять секунд темноты.
Пять секунд света.
За эти несколько мгновений я вижу по лицу Мэри, что ее раздирают противоречивые чувства, и мне жаль ее. Но потом я вспоминаю, что она хотела бы другого.
— Я знаю, что вы любите готовить. Но если вы и правда заботитесь об окружающих, готовить вам больше нельзя. Вы можете навредить людям, сами того не желая.
— Видимо, если жертва дается легко, это и не жертва вовсе.
— Так же, как и смелости не бывает без страха.
— И то верно.
Мэри смотрит на гладь воды, в которой отражается город по ту сторону реки.
— Как бы то ни было, сюда я больше не вернусь, клянусь жизнью. — Когда луч маяка поворачивается, освещая ее лицо, на нем появляется уже знакомая мне хитрая улыбочка. — Кстати, еще не поздно, Эсси. Я
