а терять второе воплощение подряд слишком болезненно для меня, да и без внимания не останется. Сам я помочь ему отсюда не могу, и перейти границу в таком состоянии тоже невозможно. Хотел вот твоим телом воспользоваться, — черная дыра рта растянулась в усмешке, — да уж больно ты хлопотный малый, боюсь, пока буду с тобой возиться, парнишка помрет. Поэтому предлагаю обоюдовыгодную сделку. Ты вытаскиваешь внучка, а я говорю тебе точное место, где сейчас прячется принцесса. Каждый из нас получает то, что хочет без лишних усилий и проблем. Что скажешь?
Странник задумался: «С одной стороны, Кадияр — личный враг Эртория, и спасать его — как-то неправильно по отношению к старому другу. Тем более, если тот станет земным воплощением Аль Заила, то справиться с ним будет куда труднее. А с другой, трудности магистра никогда не пугали, и разве он сам не сказал, что месть может подождать — принцесса сейчас важнее». — Размышления вдруг навели его на занятную мысль, вызвав злорадную усмешку в глубине души. — «А почему бы и нет. Отличный довесок к сделке. Ведь наш милейший Смотритель даже не догадывается, какого врага он получит вместе с новым воплощением. Будет на что посмотреть».
Подняв взгляд, Странник кивнул.
— Хорошо, говори где, и я обещаю, сделаю все, что смогу для твоего «внучка».
На миг демону показалось, что в словах смертного кроется какой-то подвох, но отступать было уже поздно, и подавив сомнения, он послал ментальный сигнал.
— Восточная Фесалия, город Саргоса. Найдешь ее там, но поторопись, на эту дичь ты не единственный охотник.
Глава 24
Весна 122 года от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию.
Земля вендов.
Город Хольмгард.
За всю свою историю Хольмгард еще не видел в своих стенах столько народу. Центральная площадь, улицы, дворы, буквально все было забито людьми. Все близлежащие племена Озерных и Лесных вендов пришли поглазеть на невиданное событие — свадьбу дочери Торвана с конунгом рокси. Отказа никому не было. Кроме столов для именитых гостей в горнице, накрыли еще во дворе для народа попроще, а уж остальному люду приказано было выкатить бочки с медом прямо на площадь. Торван не скупился и отмечал невиданное событие с широчайшим размахом.
Вытянув шеи в сторону распахнутых ворот, народ ждал возвращения молодых с капища, где верховный жрец Хольмгарда огласил волю Пера Многорукого и освятил союз конунга Руголанда с дочерью посадника.
— Идут! Идут! — С воплем ворвалась в город бегущая впереди процессии ребятня.
— Идут! — Понеслось над головами толпы.
Стискиваясь, гости отпрянули назад, освобождая проход по центральной улице, а в воротах уже показались молодые. Длинное из белоснежного льна платье невесты едва касалось пыльной утоптанной дороги. Над уложенной в круг косой красовался жемчужный обод с большим, играющим на солнце, голубым камнем. Белое, неподвижное от густо наложенного крема лицо девушки светилось огромными синими глазами под длиннющими очерненными ресницами. Рядом с хрупкой невестой жених смотрелся настоящим великаном. Почти на голову выше, с широким разворотом плеч, и гордо вскинутой головой он производил на толпу двоякое впечатление, как впрочем, и все торжество в целом. С одной стороны, руголандец красив, да и стать в нем чувствуется, а с другой, как еще эта сила обернется, и не принесут ли рокси с собой беду. В памяти слишком многих еще были свежи воспоминания о том, какой крови стоило им, вендам, спровадить этих людей со своих берегов.
За молодыми следом шла старшина с обеих сторон. Венды, по обычаю, в высоких соболиных шапках, и рокси, простоволосые, но в дорогих имперского образца столах с широкими расшитыми поясами. Те и другие хранили на лицах торжественную радость, но в душах их такого умиротворения не было и в помине. Острой с неприязнью думал о том, что чужаки уже сейчас имеют слишком большое влияние на посадника, а что дальше будет и загадывать не хочется. Торвана беспокоил Ольгерд. Репутация Рорика была хорошо известна, и под нее все племена Озерных вендов дали бы своих воинов для грядущей войны, а поверят ли в молодого, вопрос открытый.
Он вспомнил тот день, когда руголандцы пришли просить руки его дочери для Ольгерда. Новость о гибели прежнего конунга ошарашила. На миг показалось, что все планы летят в тартарары, но, сохранив внешнее спокойствие, он не выдал гостям обуревающих его эмоций. Говорил Фарлан. Немного, но убедительно. Сказал, что Ольгерд — старший и единственный наследник великого рода Хендрикса, что несмотря на молодость уже успел покрыть себя боевой славой и прославиться мудростью решений, что ежели он, Торван, согласится, то Ольгерд и вся руголандская дружина подпишутся под теми договоренностями, что были заключены с Рориком. Больше всего в тот момент, посаднику хотелось посидеть в тишине и хорошенько все обдумать. Конечно, две с половиной сотни закованных в железо бойцов — сила немалая, но в его планах не меньшую роль играл и грозный авторитет Рорика.
Обернувшись, он нашел взглядом важно шагающих старейшин лесных вендов и с особой неприязнью выцепил среди них мощную фигуру вождя Валтора. «Идет себе, собака, как ни в чем не бывало. Думает, я не знаю, кто уже давно мутит головы нашим людям. Мол, Торван совсем скурвился, забрал слишком много власти, ни с кем не считается, и самое печальное, что эти семена уже начали давать всходы. Каждое мое решение непременно кто-нибудь да поставит под сомнение, во всем ищут подвох. Случись, тонгры попрут с востока, так поддержки ни от кого не дождешься, а того пуще, могут и в спину ударить. Союз с Рориком, многим бы охладил головы. Его беспощадность и неумение прощать обиды пришлись бы как нельзя кстати. А с молодым такого эффекта не будет. Его не знают, и кое-кому точно придет на ум отсидеться и посмотреть чем все закончится».
Задумавшись, Торван чуть не споткнулся и, выругавшись про себя, вновь вернулся мыслями к тому дню, когда неожиданно для многих согласился на этот брак. Подумать ему тогда очень хотелось, но вид гостей говорил, что решать надо сейчас, и любое промедление те воспримут как оскорбление. Единственно, что он позволил себе тогда — это бросить взгляд на Остроя, и тот, конечно же, замотал головой, мол, не соглашайся и, придвинувшись к самому уху, зашептал:
— На кой ляд нам эти рокси! Ладно еще Рорик, а этот-то зеленый совсем, его никто всерьез не воспримет.
Горячность первого ближника Торвану была понятна, тот сам имел виды
