ей просто нравилось, когда всем остальным было так же плохо, как и ей.
Кайл Уильямс тихо сидел в углу с телефоном и переписывался, а прерывался только для того, чтобы оскорбить Бьянку, что, в свою очередь, злило ее еще больше. Никто не мог даже вставить и слова, потому что они спорили весь свой двухчасовой визит.
В какой-то момент их спор стал настолько громким, что стало уже не до смеха. Ливи хмуро посмотрела на меня с другого конца комнаты в попытке сохранить мир.
— Мы никогда не станем такими же. — Одними губами произнес я, после того, как преувеличенно перекрестил свое сердце.
Все ее тело обмякло, но губы изогнулись в улыбке. Ливи оставила попытки вмешаться и присоединилась ко мне на диване. Они продолжали препираться, пока мы участвовали в очень серьезном турнире по борьбе большими пальцами. Она выиграла, хотя я считал это нечестным. За эти недели разлуки я влюбился в Ливи еще больше, если такое вообще было возможно. Каждый вечер мы проводили по крайней мере час на телефоне, говорив обо всем на свете. Именно в это время я понял, как много о ней не знал. Вероятно, большинство ее поклонников победили бы меня в игре в пустяки о женщине, на которой я твердо намеревался однажды жениться.
Меня это устраивало. Я знал все важные вещи.
Мне пришлось спросить, какой способ приготовления яиц ей нравился, и к какой группе она принадлежала в старшей школе, но я знал, как рассмешить ее глупой шуткой и как заставить ее щеки покраснеть простым прикосновением.
Я знал ее сердце.
И то, что оно принадлежало мне.
Через тридцать дней, почти с точностью до часа, я приехал, чтобы забрать ее.
— О, Боже, Боже, Боже, — нервно бросила Ливи, как только я вошел в кабинет доктора Спеллман.
Я замер и настороженно посмотрел на нее.
Ее взгляд остановился на докторе Спеллман, прежде чем вернуться ко мне.
— Я в беде, не так ли? — спросил я.
Она покачала головой.
— У меня есть идея.
Если робкая интонация ее голоса и была каким-то признаком, то это был не очень хороший признак — даже если в ее глазах плясали искорки возбуждения.
Доктор Спеллман встала и направилась к двери.
— Я собираюсь оставить вас двоих наедине, чтобы обсудить эту ситуацию. — Она остановилась прямо перед дверью и бросила на меня многозначительный взгляд. — Выслушай ее, хорошо?
О, черт. Это нехорошо. Даже доктор в этом замешана.
— Садись. — Ливи потянулась и взяла меня за руку.
— Ты заставляешь меня нервничать.
Она улыбнулась, потянув меня вниз на диван.
Тогда я понял, что было намного хуже, чем просто плохо. Она не села рядом со мной. А перекинула ногу через мои бедра и устроилась на мне сверху.
— Не нервничай, — она наклонилась и оставила долгий поцелуй на моих губах.
Схватив ее за бедра, я ободряюще сжал ее.
— Выкладывай.
И она так и сделала.
— Я хочу выпустить альбом в следующем году.
Я закрыл глаза и откинул голову на спинку дивана.
— Что случилось с перерывом, Ливи?
— Я подхожу к этой части. — Она игриво ущипнула меня за сосок.
Однако я ни в малейшей степени не чувствовал себя игривым.
А был встревожен и расстроен.
— Тогда приступай к делу, — прорычал я, открыв глаза и снова ущипнув ее за сосок.
— Десять песен. Никаких крайних сроков. Когда получится, тогда получится. Никакой огласки. Не будет даже фотосессии для обложки альбома. Неожиданный выпуск. Никакого тура. Никаких интервью. Альбом будет говорить сам за себя. Хотя все они были действительно отличными пунктами продаж для меня — но, возможно, не для альбома, они не помогали решить мою главную проблему.
— Почему? Почему именно сейчас? Почему бы не через шесть месяцев, после того как ты закончишь с лечением?
Она прижалась своим лбом к моему.
— Потому что я думаю, что это будет более терапевтическим для меня, чем что-либо еще. Доктор Спеллман согласна.
— Как ты смогла ее околдовать, чтобы получить одобрение? — я невесело рассмеялся.
— Никакого. Я поделилась с ней своими идеями. Она задала несколько вопросов. Потом согласилась.
— И что это за идеи, Ливи? Убеди меня, потому что прямо сейчас я не уверен, что согласен с добрым доктором. — Выдохнул я.
— Ты это сделаешь. — Она уверенно улыбнулась. — Знаешь ли ты, что наш мост — один из немногих, оставшихся в стране без барьера для предотвращения самоубийств?
К сожалению, я действительно знал это. Это один из фактов, которыми я был одержим после смерти Анны.
Я кивнул.
— Знаешь ли ты, что город одобрил план по его созданию? Но это смехотворно дорого, и государство до сих пор не смогло его профинансировать?
Я этого не знал, поэтому покачал головой.
— «The Fall Up».
— Что?
— «The Fall Up». Это название моего альбома. Я собираюсь написать десять песен о моем путешествии на вершину этого моста. Затем мое путешествие обратно вниз. Хочу рассказать все это. Я начала писать несколько ночей назад, и с такой скоростью закончу через несколько недель. — Она внезапно оттолкнулась от моих колен, вскочила на ноги и начала расхаживать вдоль дивана.
— Боже, это было такое освобождение, Сэм. Превращая всю эту боль и тьму во что-то позитивное. — Ее глаза горели, когда она остановилась. — Я хочу помогать людям, но ты прав. Моя жизнь важнее. Но почему я не могу сделать и то, и другое? Эти две вещи не обязательно должны быть взаимоисключающими. Итак, с «The Fall Up» я предполагаю получить терапевтическое облегчение, рассказав свою историю с помощью музыки, и пожертвую каждый заработанный пенни, чтобы никто никогда больше не смог использовать этот мост в качестве оружия.
Комок эмоций внезапно образовался у меня в горле. Я не мог точно определить, какие именно, потому что никогда в своей жизни я не испытывал ничего подобного раньше.
В тот момент, когда воспоминания об Анне опустошили меня, я еще больше влюбился в Ливи Уильямс. Меня не должна была удивлять эта идея.
Это было продуманно.
Умно.
Красиво.
Добро.
Храбро.
Точь-в-точь как Ливи.
Я с трудом сглотнул, борясь за то, чтобы сохранить свое мужское достоинство нетронутым и сдержать гребаные слезы. Но, черт возьми, меня это ошеломило.
Я не должен был удивляться.
Это определенно была Ливи.
Я встал и крепко обнял Ливи, прижав ее голову к изгибу моей шеи. У нее даже не было выбора в этом вопросе. Хотя она не сопротивлялась.
— Я справлюсь с этим, Сэм. Клянусь Богом. Это будет очень, очень хорошо для меня. Если в какой-то момент
