«В этом сером мире только две черные вещи — глаза этого монстра и лезвие ножа. Интересно, есть ли между ними какая-то связь?» Еще одна попытка двинуть рукой ни к чему не привела, но зато вспомнилась башня Ура: «Тогда я перешел черту, и вот мне награда — я смогу увидеть момент своей смерти. Спасибо!»
Самоирония ему всегда помогала собраться.
«Что было тогда? — Память лихорадочно восстанавливала момент за моментом. — Я перешел черту и увидел тень искалеченного старика, ведущего Сороку к двери. Тогда мое тело мне подчинялось, но призрак сам не мог поднять засов, а сейчас я не могу пошевелиться, зато жутковатый двойник колдуна держит в руке вполне материальный нож. Значит, это не призрак. Эта сущность вполне себе живая, и, судя по тому, что совершенно не торопится, думает, что я ее не вижу и ничего не смогу ей противопоставить. А что в действительности? Смогу? Мне самому очень хотелось бы знать».
На миг чудовище остановилось, и склонившаяся набок голова уставилась на Лаву черными дырами глазниц. Оно словно почувствовало опасность и прощупывало темную ауру венда, оценивая ее силу. Несколько мгновений, и вид неподвижно замершего тела победил сомнения. Чудовище вновь двинулось вперед, прижав руку с оружием к груди, как исполняющий жертвоприношение жрец.
В памяти Лавы вдруг всплыл маленький мальчик и стоящая напротив седая женщина.
— Я не понимаю, Лирина, чего ты требуешь от меня? — Паренек обиженно надул губы. — Что мне сделать?
На женском лице промелькнула досада.
— Темный мир смерти не пустит к себе бренное тело. Я открываю тебе врата, но ты не хочешь видеть — ты слишком держишься за человеческую жизнь. Отрекись от нее, прими смерть как награду, как наивысшее благо. Отрекись от всего живого, и прекрасный мир тьмы примет твою душу. Поклянись служить ему, и тогда обретешь силу и бессмертие.
Мелькнувшее видение внезапно одарило догадкой.
— Так вот, как выглядит твое бессмертие, Лирина! Оставить на земле лишь оболочку, а жить высохшим призраком в этой серой мгле. Я не хочу умирать, но и жить такой ценой что-то не хочется!
Мысли проскакивали одна за одной, но Лава чувствовал, что главное ускользает. Было ощущение, будто все, что промелькнуло у него перед глазами, очень важно, но лишь предыстория, и надо уловить, вспомнить тот момент, который подскажет, как ему выжить.
В сознании неожиданно блеснуло слово «стрела», и Лава уцепился за него: «Сломанная мной в полете… Я точно помню, что не собирался этого делать».
Еще одно видение всплыло в памяти. Изогнувшееся тело, откинутые назад руки — и полная концентрация на смертоносном наконечнике. «Как я мог дотянуться из такого положения»? — Вопрос едва прозвучал, как ответом в видении прокатилась серая вспышка, и стрела, люди, все вокруг замерло, как и сейчас, в серой пелене. В реальном мире этот миг был столь кратким, что он сам тогда даже не понял, как перешагнул черту.
«Так вот для чего моя темная половина сделала это! Она показала мне, как надо. Оставила подсказку. Там стрела — здесь нож! Полная концентрация на ноже! Ни колдун, ни чудовище — только нож! Остановить нож!»
Взгляд Лавы остановился на взлетевшем для удара клинке. Глянцевое черное лезвие понеслось вниз, и он ощутил его движение, словно оно прорывалось сквозь него самого. Острие неумолимо приближалось, и весь мир для Лавы сузился до одной сверкающей черной точки.
Вся его энергия, все внимание были настолько сосредоточены на кончике ножа, что он даже не понял, как это произошло, но когда вновь ощутил свою руку, она уже сжимала жилистое запястье колдуна. Кинжал замер, не достигнув цели, и монстр навалился всей своей тяжестью, давя на рукоять и пытаясь сломить сопротивление.
Каменное лезвие завибрировало от противостояния, но в такой борьбе Лава понимал больше. Рывок в одну сторону и тут же, ловя на противоходе, в другую. Чудовище, теряя контроль, по инерции полетело вперед, и Лава, выворачивая на миг ослабевшую кисть врага, ткнул его же оружие в грудь под бесформенным балахоном. Хрустнула пробитая кость, и черная пустота глазниц полыхнула изумлением и страхом.
Оттолкнув ослабевшее тело, Лава вскочил на ноги, не спуская глаз с противника, а тот, зажимая рану, попытался было подняться, но не смог. Он обессилено опустился на серую землю, а вокруг торчащей из груди рукояти вспыхнуло синее пламя. Оно ширилось, выжигая чудовище изнутри, словно залитая внутрь горящая смола.
«Так вот чего он так испугался! — осенило Лаву. — Не меня, не нанесенной раны. Он испугался собственного оружия!»
Синее пламя, как ненасытный хищник, пожирало демоническое создание, оставляя вместо него лишь серый жирный пепел. Полыхнула последняя вспышка, и безносое лицо с пустыми глазницами превратилось в пыль. Горящий кинжал потух, и мутная пелена вокруг вдруг сменилась яркой чернотой. Вернувшийся реальный мир завертелся калейдоскопом. Нож гавелина резанул по горлу охранника, выгнулось в жуткой судороге тело колдуна, а его предсмертный крик в ночной тишине прогремел, как горный обвал.
Лагерь мгновенно наполнился суматошным движением и лязгом оружия.
— Тревога! — понеслось эхом от костра к костру.
Из ниоткуда на Лаву выскочил здоровенный сардиец. Взлетела занесенная сабля, и венд, подхватив валяющийся нож колдуна, принял на него удар.
Дзень! Каменное лезвие сдержало клинок не хуже стального. Еще один замах, но Лава, опережая, ткнул под самую кромку панциря и бросился в темноту. Но ее уже не было! Вокруг плясали желтые пятна факелов и раздавались крики.
— Вон он! Вон!
«Надо прорываться!» — мгновенно принял он решение, сходу оценивая, в какую сторону лучше.
Два сарда выросли на пути, и Лава, отпрянув, пропустил мимо себя летящую саблю. Отбивая удар второго, он попытался выскользнуть, но сардийцы не позволили. Выпады посыпались с разных сторон, заставляя сотника лишь защищаться. Еще мгновение, и противников стало трое. Руку ожег скользящий удар, и пальцы чуть не выпустили рукоять ножа. Осмелев, сарды нажали сильнее, но тут один из них, вскрикнув, повалился набок, а следом и второй схватился за разрубленное плечо. В темноте блеснуло белое лицо Джэбэ и сталь обнаженной сабли.
— Уходим! — зарычал степной князь, резкими выпадами отгоняя лезущих сардов, но на смену упавшим врагам уже подоспели новые.
«Поздно!» — подумал Лава, прикрывая спину Джэбэ.
Они вдвоем рубились в окружении десятка Бессмертных, и те все прибывали.
— Ты где оружие взял? Я же запретил! — успел выкрикнуть Лава, отбивая очередной выпад.
— Он запретил! — Ощерясь, князь бешено закрутил клинком. — Кто может мне
