— Мистер Кассельман, один из продюсеров сказал, что вы захотите на это взглянуть.
Она положила на стол газету и вышла, закрыв за собой дверь.
Тед посмотрел на номер «Национального курьера». С фотографии на него смотрела Коттен Стоун, обнимающая Джона Тайлера. Подпись гласила: «Коттен Стоун, закаленная в боях журналистка, приобщается к религии через архиепископа Джона Тайлера». Ниже на той же странице — снимок, где Коттен сидит на обочине, уронив голову на руки, а Джон ее утешает. Подпись: «По дороге к себе в отель Стоун и Тайлер стали участниками дорожной катастрофы».
Тед пробежал глазами статью.
— Вот ведь мерзость. Коттен распсихуется.
Он положил газету на стол и взял в руки телефон, чтобы позвонить Коттен, одновременно наблюдая, как полицейские проходят мимо кабинета. Подождав пару секунд, он услышал в трубке ее голос.
— Привет, детка, — начал он. — Не хочется приносить тебе плохие вести, но…
Машина
— Прости, что проспала всю дорогу, — сказала Коттен, выходя вместе с Джоном из метро на станции «Уоррен» — конечном пункте их обратного пути из Ханборо. — Глаза слипались.
— Для этого и существуют плечи, — сказал Джон.
— До сих пор не верится, что Дороти позволила взять этот журнал и прочее. Сейчас рассмотрим все как следует. Хочется найти хоть какую-то зацепку, что означает этот странный список.
Джон попытался поймать такси, но безрезультатно, так что они шли пешком к площади Кадоган.
У Коттен зазвонил мобильник. Она достала его из сумочки и посмотрела номер входящего вызова.
— Это Тед.
Она открыла крышку, а Джон направился к проезжей части, чтобы притормозить другую машину.
В этот миг примерно в половине квартала от них черный «БМВ» тронулся с места, съехал с обочины у противоположной полосы и двинулся к ним.
— Привет, детка, — сказал Тед. — Не хочется приносить тебе плохие вести, но…
«БМВ» свернул, пересек две полосы и помчался прямо на Джона.
Тот отскочил, но было поздно.
Ударом Джона отбросило назад, туда, где стояла Коттен. Она услышала стук упавшего тела и рев уносящейся машины.
— Джон! — завопила она, когда он упал на мостовую, и рухнула рядом на колени. Он лежал ничком, закрыв глаза. Коттен нажала отбой и позвонила в полицию.
— Не знаю, — ответила она, когда ее спросили, где она находится. — Помогите, — попросила девушка, сунув телефон в руки мужчины, склонившегося над Джоном. — Скажите им, где мы находимся. Прошу вас.
Незнакомец взял телефон и назвал оператору адрес.
Джон не шевелился.
Коттен растянулась на мостовой рядом с ним, прижавшись щекой к бетону — так она могла видеть его лицо. Их окружила толпа, люди приглушенно шушукались. До нее долетали обрывки разговоров.
— Он погиб? — спросил кто-то.
— Ой, мама, смотри, кровь! — громкий детский голос.
Коттен отгородила себя от голосов зевак, сплела прочный кокон, который поглотил их двоих, обособив от всего мира. Она всматривалась в лицо Джона, мечтая, чтобы он открыл глаза и она могла снова взглянуть в них — в самые голубые глаза на свете.
— Джон, — прошептала она, кладя руку ему на затылок, словно это могло помочь, — вернись ко мне.
Тед слышал, как Коттен выкрикнула имя Джона, после чего связь неожиданно прервалась. Он сидел и смотрел на трубку с таким изумлением, словно впервые в жизни увидел телефон. Собрался нажать кнопку повторного вызова, но не успел — дверь кабинета снова открылась.
— С вами хотят поговорить полицейские, — сказала девушка-стажер.
— Сейчас приду, — сказал он, кладя телефонную трубку.
Неожиданно Теда охватила тревога. Он помассировал затылок и помотал головой вправо-влево. Что-то не так. К горлу из желудка поднималась горечь. Ему стало дурно, словно он вот-вот потеряет сознание.
«На сколько я поставил этот чертов терморегулятор?»
Знобило. Тед откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Через минуту-другую это пройдет. Надо просто отдохнуть, и все будет в порядке. Стеснение в груди стало сильнее.
Прошло несколько минут, и Тед открыл глаза. Встал, подошел к стеклянной перегородке, отделявшей кабинет от коридора, и повернул длинные пластмассовые рукоятки, закрывая жалюзи. Вернувшись к столу, сел и открыл нижний ящик. Из дальнего угла достал пистолет и положил на колени.
Ночной гость
— В сегодняшнем странном заявлении Ватикан утверждает, что католическая церковь считает волну самоубийств, захлестнувшую мир, следствием одержимости демонами, — произнес корреспондент Си-эн-эн.
За его спиной появилось изображение Папы Римского, зачитывающего заявление перед шеренгой микрофонов. Зал был набит репортерами, иерархами католической церкви и представителями иностранных правительств.
— Папа призвал всех католических священников проводить древний ритуал изгнания бесов с каждым, кто обнаружит признаки одержимости и суицидального поведения. Тем временем паника охватывает все больше и больше общин и городов Соединенных Штатов, Европы и всего мира, тысячи люди стекаются в церкви, храмы и мечети в надежде найти ответ на вопросы, связанные с ошеломительным ростом количества самоубийств.
Понтифик опустился в кресло, стоящее у кровати. Нескончаемый поток репортеров наконец-то иссяк. Он остался один и все еще не мог выбросить из головы мысли о безумии, охватившем все уголки земли.
Он чувствовал себя старым и бессильным. Впервые за время своего правления он задал себе вопрос: выдержит ли он? Груз, который лег на его плечи и разум, слишком велик. Все вокруг трещит по швам. Хаос, охватывающий мир, становился невыносимым. Что же делать?
— Непростая ситуация.
Папа поднял голову.
Старец сидел на диване в противоположном углу спальни, наполовину скрытый тенью.
— Чего ты хочешь? — спросил Папа.
— Наступают темные времена. Не пора ли еще раз подумать над моим предложением и принять его? Главное, о чем тебе теперь надо думать, — это собственное спасение.
— Ты еще не победил.
— Но моя победа близка.
— Мы сокрушим тебя. Мы изгоним тебя прочь. У меня больше четырехсот тысяч священников по всему миру, и я приказал им немедленно начать обряд изгнания беса.
Старец рассмеялся.
— Ты зря теряешь время. Мое воинство больше в миллион раз. И потом: кто будет помогать буддистам и мусульманам, индуистам и иудеям? Дорогой друг, мир не заканчивается на тебе и твоей церкви. Мои легионы способны проникнуть в тысячи душ одновременно, душ, принадлежащих всем религиям и верованиям, в отличие от твоей заурядной армии священников. Вы — лишь родинка на лице земли.
