нашей темы, комментарий Г. Гусейнова к более поздней публикации фрагментов этой книги в издании, посвящённом Эсхилу:
«существенно обозначить две главные функции женщины в мифе: первую можно назвать «деструктивной» (напр., Пандора, Деянира, Медея, Клитемнестра), вторую – функцией «покорённого зверя», «подъярёмного животного» (напр., Кирка, Пенелопа). Сквозь призму этих мифологических функций лучше видно, почему в афинском обществе, например, женщины искали компенсацию своему низкому гражданскому статусу в «религии одержимости и экстаза».
Можно привести мнения других, столь же серьёзных и осведомлённых исследователей, но удивление не проходит.
С позиций более позднего времени, тем более с позиций нашего века, тем более, из нравов современного азербайджанского общества, это не просто удивление, это буквально шок, этого не может быть, потому что быть такого не может.
Женщина, жена, проводящая большую часть года в затворничестве, не имеющая элементарных гражданских прав, которая даже на рынок не может отправиться одна, без сопровождения служанок, покидает свой «дом», отправляется далеко от дома, наряжается в дионисов костюм, как символ освобождения от всего, что было вчера и продолжится завтра. При этом она перевоплощается, становится совершенно иной, впадает в экстаз
…«ekstasis», древнегреческое слово, означающее «замещение», «распутство»…,
постепенно доводит себя до транса и восторга («entbeos»).
И это не просто восторг, это подлинное безумство (легитимное безумство?!), она, они, в этом состоянии могут разорвать животное на части (своеобразное жертвоприношение), обмазаться кровью этого животного, совершая ритуальный танец.
А ещё пишут, что фракийские вакханки после ритуала набрасывались друг на друга.
Таким образом, на эти три дня женщины отдаются Дионису, доводят себя до такого состояния, что бог Дионис находит в их телах себе пристанище, чтобы совершать свои пьяные безумства.
И всё это, практически с согласия мужчин. Может быть, все они пифагорейцы, и откровенно отдаются «хаосу и тьме» женской природы.
Легче всего сказать, что всё это – ритуал, а ритуал – это, в какой-то мере, психотерапия. Культура, что у греков, что у папуасов, придумывает ритуалы, чтобы произвести настройку психики человека, чтобы человек мог выполнять, причём, по возможности, выполнять с воодушевлением, предписанные ему культурные роли.
Легче всего сказать, что мужчина воспринимал это как восхождение к древнему мифу, поэтому не роптал. В конце концов, их бесправные жёны 362 дня в году поклоняются богине Гестии, которая отвечает за домашний очаг, а потом, всего на три дня, уходят из дома, посвящая эти три дня богу Дионису. Можно три дня и потерпеть.
Легче всего сказать, что это хитрая задумка мужчин, своеобразная «теория спускового клапана». Эти три дня нужны, чтобы женщина освободилась от своего безумства, но при этом, как древние греки надо верить, что женщина иной природы, не такая как мужчины, она вся соткана из тьмы и хаоса, она опасна для мужчин, лучше дать им освободиться, выйти наружу.
Скорее всего, здесь скрыто не столько «слишком человеческое», сколько «слишком мифологическое». Иначе говоря, это рудимент «варварских обычаев, которые у древних греков сохранились на всём протяжении их истории.
Как к этому относиться? Как к обычному невежеству?
Мы вправе смотреть на мир глазами нового времени, когда наука стала вытеснять различные формы сакрализации и магизации мира, когда опыт развенчал многих «идолов», которые долгие годы (тысячелетия) завораживали и оглупляли нас. Только очень невежественный человек может оспаривать значение этой магистрали человеческого развития. Но…
И мифологическое, и варварское составляют ядро древнегреческой цивилизации, точно также как их мысль, способная во всём добраться до «логоса». Иначе говоря, их «заблуждения», если говорить с точки зрения прагматики нового времени, столь же значимы, как и их освобождённый «логос». Их достижения это не «миф» и не «логос» в отдельности, а сам процесс «от мифа к логосу», само удивление и восторг от возможности подобного процесса.
Но есть другая сторона этого вопроса, без которой трудно правильно оценить «брак по-древнегречески».
Если перевести всё это «мифологическое», «варварское», «запредельное» в просто человеческое (ничего «слишком», ничего «чрезмерного»), бросается в глаза некий разрыв между унылостью и буйством, скукой и экстазом, ледяным холодом и сверхгорением в жизни женщины. Пропасть между 362 днями и 3 днями. Будто не о людях речь идёт, а о заводных игрушках, они то неподвижные валяются в углу, то мечутся как заведённые. Та же космогония и космология без человеческого тепла.
Возможно, во мне говорят будущие эпохи рыцарского отношения к женщине, романтизм, сентиментализм, феминизм, и пр. Или это мой личный темперамент, личный опыт, неизбывная тяга к «домашнему». Возможно и так, но меня не оставляет ощущение, что все эти Афродиты и Елены, Клитемнестры и Кассандры не заполняют что-то существенное, что происходит (должно происходить?!) между мужчиной и женщиной.
Даже Пенелопа хороша в своём мужестве и хитроумности (не будем удивляться, жена Одиссея), а не в обычных женских проявлениях.
Вопросы, вопросы. Вопросы без ответов.
Может быть, нам следует посмотреть на «брак по-древнегречески» и со стороны мужчин. Может быть, только тогда мы приблизимся к разгадке.
Согласимся, жёны для древнегреческих мужчин, чтобы рожать детей, рабыни и наложницы для прелюбодеяния. А есть ещё гетеры (о них чуть позже), скажем так, для души и для участия в мужских беседах. Остальная жизнь на площади, на агоре. Там и общественная жизнь. Там и торговые сделки. Там и выступления ораторов и философов. А дома? Только ночной сон?
Конечно, можно устроить дома вкусное застолье. Если званый обед, можно с тщательностью выбрать рыбу, мясо, овощи. Приведу описание этого выбора продуктов для званого обеда, чтобы несколько отвлечься от серьёзных разговоров.
Сперва я увидел устриц,
крупных, бородатых, окутанных водорослями,
и я купил их,
и несколько морских ежей,
ибо пословица называет их
приятнейшими председателями пира.
Затем, освободившись от этого, я случайно увидел рыб,
маленьких рыбок, лежащих на прилавке,
и дрожащих от страха, как бы с ними не случилось беды.
Я принял их близко к сердцу,
я не хотел их обидеть —
ни одну из них…
и я купил громадного палтуса.
А потом я купил угря, креветок
и рыбу для жарения:
косорота, губанов, пескарей, окуней и лещей,
чтобы сделать блюдо более пышное, чем павлин.
Затем пришла очередь мяса?
Свиные ножки, головы и уши,
И печёнку (стыдно за её бледный цвет!)
Подлинное пиршество, причём, несомненно, с возлияниями, и даже удивительно, что это те самые древние греки, о которых пишут, что они жили впроголодь.
Если это званый обед то можно не только нанять повара, но и пригласить танцовщицу
