Оказалось все просто. Австро-венгерские полицейские внепогоду носили короткий плащ без рукавов вроде пелерины, именовавшийся как раз«мент». Постепенно это слово стало жаргонным прозвищем австрийских служителейзакона, а потом через польских воров перекочевало в западные губернии Россииуже применительно к тамошним городовым и сыщикам…
Он прошел в столовую, где уже накрывала на стол приходящаяприслуга пани Янина – пожилая чопорная особа со следами былой красоты, похожаяскорее на классную даму или попечительницу женской гимназии. Добавить пенсне –и сходство будет полное. Один бог ведает, где контора по найму прислуги ееоткопала, но манеры у старой дамы были столь безукоризненны, словно она преждеслужила у князя Виндишгреца или графа Тисы…[42] Под ее ледянымвзором Сабинин поневоле чувствовал себя тем, кем, собственно, и являлся, –авантюристом, выскочкой, парвеню.
Завтрак преподнес еще одно тягостное испытание – Сабининбоялся есть и пить. Дурманящее снадобье могло оказаться в любом положенном им врот куске…
Нет, не стоит паниковать излишне. Большинство из тех зелий,которых он опасался, отнюдь не безвкусны, и человек опытный тщательно всепродумает…
А посему не нужно бояться ломтиков свежайшего хлеба игорячих булочек, равно как и сыра с маслом – все это подается на общем блюде, вобщей корзиночке, общей масленке, заранее невозможно предугадать, кто какой кусок,ломтик, булочку облюбует. Кофе… Нет, пани Янина разливает ароматную жидкостьопять-таки из кофейника, и Надя преспокойно пьет, а чашка Сабинина была сухой ичистой, ничто не было в нее предварительно подсыпано. Господи, это ведь сущееумственное расстройство, мания… нет, лучше лишний раз спраздновать труса,опасаться всего и вся, чем попасться на уловку…
И все же он постарался покончить с завтраком как можнобыстрее, отговариваясь отсутствием аппетита, что, слава богу, не повлеклоповышенного внимания со стороны Нади, она с течением времени тоже становиласьвсе более напряженной, нервозной…
О поездке в Будапешт они и не говорили – все было обговореновчера, когда посыльный – то ли настоящий, то ли ряженый, что в данной ситуациии не важно, – принес то самое письмо от Мирского, написанное на глазахСабинина под дулом браунинга. Читая его, он чувствовал напряженный взгляд Нади– и выдержал нелегкое испытание с блеском, сначала изобразив хорошо разыграннуюдосаду, а потом с печальным вздохом поведав любовнице, что Вася Мирский снова всвоем репертуаре, – несомненно, его вновь сбила с пути истинного некаядоступная красотка, что с ним регулярно происходило еще в родном отечестве…
Вставая из-за стола, он был напряжен, как натянутая тетивалука. Перефразируя оперную арию – уж время близится, а снадобья все нет… Лишьбы ошибиться, боже, как хочется ошибиться…
– Ну что, откупорим шампанское и займем места в ложе,то бишь у окна? – безмятежно спросил он Надю. – Никогда не виделстоль близко ни одного монарха…
– Да, конечно… – рассеянно отозвалась она. –Иди в спальню, хорошо? Хочу тебе кое-что сказать…
Он послушно направился в спальню – словно по тонкому льду,способному в любой миг провалиться под ногами. Сердце тоскливо сжалось.
Надя вошла буквально через минуту, держа в руках два бокала,почти до краев налитых белым вином, протянула ему один.
– Давай выпьем, а потом я тебе сообщу нечто радостное…
– Что?
– Это сюрприз, – улыбнулась она напряженно. –Пей…
И пригубила из своего. Поднеся бокал к губам обычным движением,не медленным и не быстрым, Сабинин лихорадочно искал выход. Обострившеесязвериное чутье вопило, что дело неладно: почему она принесла вот так бокалы вспальню, именно в спальню, без бутылки и закуски на подносе? Никогда за всевремя их знакомства так не делала. Если случится, то непременно сейчас…
Судя по аромату, в бокале – итальянский вермут, чейрезковатый запах и терпкий специфический вкус как раз и способны отбитьхарактерный привкус чего-то вроде лауданума. Еще несколько мгновений – и онаначнет беспокоиться… Что же, сослаться на полнейшее нежелание пить?
– Черт! – воскликнул он, так и не отпив избокала. – Вон там, у тебя за спиной! Мышь под столиком!
Надя отреагировала на эту новость так, как это и было всегдасвойственно особам ее пола, – не завизжала, правда, не стала вскакивать напостель, но инстинктивно шарахнулась, посмотрела в ту сторону. Сабининнаходился вне поля ее зрения достаточно долго времени, чтобы выполнитьзадуманное.
– Где? – обернулась она.
Сабинин отнимал от губ пустой бокал со столь безмятежнымвидом, словно только что осушил его до донышка. Вытер губы тыльной сторонойладони:
– Вон там пробежала, под столиком… Дать тебе браунинг?
– Глупости какие… – сказала она, но все жеотодвинулась подальше от столика с гнутыми точеными ножками.
– Так что за сюрприз ты мне приготовила?
– Сейчас… Что ты морщишься?
– Вино, по-моему, какое-то не такое… Привкусстранный, – произнес он и собрался было понюхать бокал.
Надя проворно забрала бокал у него из рук, отставилаподальше:
– Не мели вздора, отличное вино… Так вот, я решилапринять твое предложение.
– Милая! – проникновенно сказал Сабинин, шагнул кней и обнял.
Она не противилась, но в теле ощущалась та же напряженность.Сабинин более не сомневался, теперь он знал. Что оказался прав, что предвиделвсе наперед, что в его бокале был то ли яд, то ли сонная отрава. Она держитсястранно, совсем не так, как подобает женщине, решившейся-таки бросить подпольеи бежать с богатым любовником за тридевять земель на поиски пиратской фортуны…
Что дальше? Знать бы, чего она в бокал набуровила, вдруг он изобразитне те симптомы… А впрочем, нет, ведь не существует каких-то каноническихсимптомов для сонной отравы, всякий человек реагирует, в общем, сугубоиндивидуально. Пожалуй, все-таки не яд – яд можно и открыть при вскрытии трупа,а к чему им это?!
– Надюша, милая, – сказал он растроганно. –Даже и не знаю, что тебе сказать… Как я рад… – Он отстранился, потер рукойлоб: – То ли я сегодня не выспался, то ли… Не пойму, что со мной. Слабостьнакатывается, голову туманит…
– Да, бледный ты какой-то… – ответила она, ничутьне удивившись. – Присядь.
Он сделал два шага назад, присел на краешек постели, где заего подушкой как раз и промокло покрывало от молниеносно выплеснутого туда содержимогобокала.
Надя вела себя так, словно ничего экстраординарного и непроисходило, – стояла у постели, глядя на него с испытующим видом,напоминавшим холодное научное любопытство ученого-вивисектора. Добросовестноделая вид, что борется с неведомым недомоганием, Сабинин моргал, тер глаза,проговорил что-то заплетающимся языком, склонил голову – и наконец виноватоулыбнулся:
