Книга Межесвет - Юлия Федорченко

узелка: Морвена, Летиция ди Рейз и Серый Скиталец. — Услышав знакомое имя, Шадрен на мгновение вскинул брови. Он видел девушку дважды: во время поединка на арене и когда ее вынесли, бездыханную, из логова Искариота. Вот как. Красотка в алом была не просто ярой поклонницей его несговорчивого приятеля, она имела значение. А Серый Скиталец? Неужели это Ланн? Девочка заговорила снова, и Шадрен не решился ее перебить: — Архиведьма. Лишь она способна на такое.

— Нефела? — предположил Шадрен.

— Нет, не она, — уверенно произнесла Морта. — Их было семеро. Шестеро мертвы, но их смерть не окончательна, как и любого из нас. Можно найти лазейку, проход шириной в игольное ушко, дыру в реальности. Достаточно одной руки, руки из могилы. Но что связано — того не развяжешь, если ты не пряха. — Она вздрогнула, будто сказанное неприятно поразило ее саму. — Зачем я говорю все это тебе?

Он легонько коснулся ее плеча.

— Потому что я слушаю.

Морта ничего не ответила. Они посидели молча. Его взгляд приковала ее гладкая белая шея: на ней не билась жилка, но Шадрен знал, что там есть кровь. Он тяжело сглотнул.

— Что ты так на меня смотришь? И глаза у тебя красные, как угольки.

— Я голоден, — признался Шадрен.

Морта кивнула на темную лужу.

— По крайней мере, крови здесь сколько угодно.

— Она… отвратительна на вкус.

— Тогда иди к Слантье. У него есть лучше.

— Те, что в Доме Скорби, — не люди?

Морта посмотрела на него как на сумасшедшего, и отчетливо произнесла:

— Здесь нет людей.

— Но люди тоже годятся в пищу?

— Ты разве не слышал, что я говорила? Годятся. Больше, чем что-либо.

— Значит, мы на вершине пищевой цепочки?

— На вершине цепочки — Мана, и никто другой. — В голосе Морты промелькнуло раздражение. От нее ускользала какая-то мысль, ей хотелось отделаться от Шадрена и спокойно поразмыслить в одиночестве. — Ты уходишь?

Шадрен поднялся. Девочка была права, ему следовало идти. В груди вспухал какой-то шар, он болезненно пульсировал, увеличиваясь в размерах. Шадрен мог сдерживаться, в голове царила ясность, но терпеть нарастающие муки было не обязательно. Он пойдет в Дом Скорби и насытится первым, кто попадется под руку.

— Прежде чем я уйду, ответь: пустошь или вечное лето?

— А ты как думаешь? — угрюмо отозвалась она.

— Ты скажи мне.

Морта задала встречный вопрос:

— Ты пил ее? Морвену? Мою мать?

Шадрен вспомнил испуганные глаза, в которых гасли зеленые сполохи.

— Нет. Я не смог.

— Прости, — сказала Морта.

Ответ за ответ. Другого он и не ждал. Как только Шадрен отвернулся, послышался негромкий хлопок, в спину ударила струя ветра. Морта упорхнула — лишь теплое перо в его руке напоминало о ней. Он спрятал перо в карман и вернулся к Слантье: тот встретил его радушно. Старая ведьма снова взяла Шадрена за руку и долго водила во тьме, прежде чем они достигли каморки, очень похожей на ту, в которой обитала его первая жертва. На этот раз ему попался молодой парень, столь же бледный, как девушка, разве что без ран и следов укусов. Шадрен в благоговении опустился на колени, взял тонкие руки в свои. Он не знал почему, но эти существа, предназначенные в пищу вампирам, обладали удивительной красотой. Казалось, чего еще желать? Ему не приходится жевать крыс, морщась от отвращения, кто-то обеспечил его пропитанием на всю оставшуюся жизнь, а плоть, в которую он вонзается зубами, пахнет фруктами и хорошим вином.

Он хотел быть нежным. Шадрен наклонил юноше голову, придерживая его рукой за шею. Сомнения быстро отодвинулись на задний план, и глотку обожгла пряная кровь. Он пил жадно, прижимая к себе тело, которое и не думало сопротивляться. В голове путались мысли: может, Шадрен предпочел бы девушку; может, Морвену. Он вспомнил ее испуг, ее вскрик, и во рту разлилась горечь. Он оставил парня и вытер рукавом рот.

Во дворце его ждала буря. Его зазноба, как он недавно окрестил ее в разговоре с Мортой, побросала свои одежды на пол и исступленно топтала их ногами. Пол ходил ходуном, стены дрожали, сверху сыпалась пыль. Шадрен понаблюдал за ней несколько минут, стоя на пороге. Затем он решил, что пришел в плохое время, и хотел удалиться, но она как раз подняла глаза от вороха тряпок и увидела его. Зеленые глаза полыхали гневом.

— Что? — спросил Шадрен, беспомощно отступая назад.

Она молчала, ввинчиваясь в него взглядом. Внезапно наступило затишье, дворец перестал трястись, а ее руки безвольно повисли вдоль тела. Морвена понурила голову, волосы упали на лицо. В гробовой тишине он услышал: кап-кап.

— Ты плачешь? — пораженно спросил он. Будто в подтверждение его слов, на пол упали еще две соленые капли. — Но почему?

— А ты не понимаешь.

Морвена говорила тихо, он едва разбирал слова.

— Я… недостаточно хороша для тебя?

Он пересек комнату, не дожидаясь приглашения.

— Что ты говоришь?

— Ты ходишь к ним, не ко мне, — прошептала она.

— К ним? Морвена! — Шадрен взял ее за плечи. — Что случилось? Объясни!

Она обратила к нему лицо в потеках слез.

— Помнишь, я была безобразной? Помнишь, какой я была?

Шадрен чувствовал, как его затапливает гнев. Морвена не могла ничего толком сказать. Ему хотелось привести ее в чувство, вытряхнуть из нее весь этот вздор.

— Нет, не помню. Я никогда не говорил такого. И не думал.

— Я взяла у Кайна все. Но этого оказалось мало. — Морвена закачалась, и Шадрен обхватил ее рукой за талию из боязни, что она упадет. — Как ты можешь? Это как… измена.

До него наконец дошло, о чем она толкует.

— Ах вот оно что, — произнес он упавшим голосом.

В ее понимании место, куда он ходил пить кровь, приравнивалось к дому терпимости. Это его огорчило. Шадрен действительно испытывал возбуждение, склоняясь над жертвой, в этом процессе было что-то сексуальное, но ведь иначе он не мог. Морвена сама этого хотела, разве нет? Она заставила его стать таким, а потом испугалась, узрев вампирские клыки. Шадрен готов был поклясться, что в тот момент в ее голове пролетело что-то вроде: 'Как с этим можно целоваться? Как это можно любить?'

— Я приношу свои извинения, — с трудом произнес он. — Я был голоден.

Ее тело напряглось. Морвена выпрямилась, медленно убрала с плеч льняной локон, откинула на спину. Шея белела, словно кость. Он ничего не почувствовал: красная жажда не явилась.

— Чего ты от меня хочешь?

Она отозвалась мгновенно:

— Люби меня. И никого больше.

— Я не знаю, сколько мне нужно, — честно сказал он. — Я не могу позволить тебе умереть.