Книга Торговец кофе - Дэвид Лисс

— Гм. — Я почесал бороду. — И как давно у вас это — задеревеневшие пальцы и тяжесть в ногах? Давно?

— Давно, — признался он.

— Очень давно? Скажем, больше года?

— Кажется, да.

— То есть, когда вы брали у меня эти деньги, вы знали, что не сможете вернуть долг? Я похож на благотворительный совет, который раздает пожертвования? Вы обратились ко мне, потому что слышали о моей щедрости? Скажите мне, потому что я сбит с толку.

Признаюсь, эти разглагольствования не имели никакого смысла, но я тянул время, чтобы решить, как мне поступить. Мне нечасто приходилось иметь дело с людьми, у которых ничего не было за душой и не было никаких навыков, которые я мог бы употребить себе на пользу.

— Как вы думаете, — спросил я, — что мне делать с таким, как вы?

Он задумался.

— Полагаю, — наконец сказал он, — вы должны отрезать мне оба мизинца. Я больше не могу работать вором-карманником, потому большого ущерба это мне не причинит. При этом все будут знать, что с вами шутки плохи. Мне кажется, это будет милосердным.

Я оказался в неловком положении. Как я мог не отрезать ему мизинцы, которые он сам пожертвовал, и при этом не показать себя человеком, просто не способным на подобные жестокости? Мне казалось, что он не оставил мне другого выбора, как отрезать ему пальцы, хотя, будучи человеком милосердным, я был готов отрезать только один палец. А как иначе я мог сохранить репутацию безжалостного негодяя? Не знаю, на какую темную дорожку мне пришлось бы ступить, не будь я спасен человеком, на которого меньше всего рассчитывал.

Пока я смотрел на старика, размышляя о его судьбе, прозвучал удар металла по дереву. Мы с моими голландцами обернулись и увидели в тусклом свете фигуру, стоящую горделиво, как королевский гвардеец. Это был не кто иной, как Соломон Паридо.

— Вот десять гульденов, которые он тебе должен, — холодно сказал он. — Я не позволю совершиться ничему подобному.

— Я и не подозревал, что у вас такое доброе сердце, — сказал я.

— Не могу равнодушно смотреть, как такой безжалостный зверь калечит человека. Отвратительное зрелище… но, по крайней мере, отрадно видеть, что я не ошибся, вынося вам приговор.

— Сеньор, в этой комнате плохая циркуляция воздуха, и боюсь, что от вашего ханжества мы все здесь задохнемся. Однако уверен, наш друг благодарен, что вы вмешались.

Старый вор знал, когда нельзя упускать случая, и вмешался в разговор:

— Десять гульденов — это сам долг. Вы забыли проценты.

Клаэс и Каспар посмотрели на меня, ожидая приказа. Мне не нужны были свидетели этого фарса, и я отослал их всех из комнаты. Я велел голландцам отпустить вора, дав ему пару подзатыльников в назидание, и они удалились. Я сидел лицом к лицу со своим заклятым врагом в тускло освещенном и пахнущем мускусом чулане. Я не разговаривал с Паридо с глазу на глаз после своего изгнания. Несколько раз мы обменивались колкостями на улице или в тавернах, когда наши пути пересекались, но это было на ходу.

Я подумал, что мне выпала отличная возможность отомстить. Почему бы не велеть Клаэсу и Каспару отрезать его мизинцы или дать ему пару подзатыльников в назидание? Но не такой мести я жаждал.

— Вы пришли, чтобы принести свои извинения? — спросил я.

Я жестом пригласил его сесть на один из старых стульев и зажег трубку большой лучиной от масляной лампы.

Паридо продолжал стоять, слишком важный, чтобы опустить свою задницу на стул, на котором мог сидеть такой, как я.

— Вы знаете, что это не так.

— Я знаю, что это не так, — согласился я. — Но что-то вас сюда привело. Думаю, вот в чем дело: шпионы вашего маамада выследили меня и вы решили, что это идеальное место, поскольку никто не увидит, как вы сюда вошли и вышли. Вы были готовы раскошелиться на этого старого бедного воришку, поскольку трудно найти более удобное место для разговора, и решили не упускать такой случай. Теперь, когда мы это знаем, пойдем дальше. — Я выпустил дым ему в лицо. — Что вам нужно, Паридо?

Его гордость не позволяла ему отогнать дым рукой, но я видел, что он чуть не задохнулся.

— Мне надо задать вам несколько вопросов, — сказал он.

— Тогда посмотрим, захочется ли мне на них отвечать, но ничего не обещаю. Не вижу ни одной причины, почему мне хотелось бы вам помогать или давать какие-либо сведения. Вы поступили со мной так, как ни один еврей не вправе поступить с другим евреем. Здесь вы не в маамаде и не в Талмуд-Торе, это чрево Амстердама, и если я решу не выпускать вас отсюда, никто никогда вас не найдет.

— Не надо мне угрожать, — сказал он спокойно.

Меня восхитила его смелость и развеселила его глупость, — вероятно, я переоценил свою репутацию злодея. Ему полагалось испытывать страх, но не было похоже, что он знал об этом или что его это заботило. Я лишь пожал плечами в ответ:

— Посмотрим, что угроза, а что — нет. Однако меня удивила ваша отвага. Прийти сюда, зная, что я не прощу того, что вы сделали со мной.

— Я не собираюсь оправдываться. Единственное, зачем я пришел сюда, — это узнать, посоветовали ли вы Мигелю Лиенсо участвовать в торгах китовым жиром, зная, что это нанесет мне вред, но скрыв это от него. Иными словами, использовали ли вы его как свою пешку?

Все было наоборот. Я как раз предупредил Мигеля Лиенсо об ущербе для Паридо, но последнему говорить этого не собирался.

— Почему вы меня об этом спрашиваете?

— Потому что Лиенсо мне так сказал.

Ах, Лиенсо, подумал я. Вот пройдоха — использовать меня в своих интересах. А почему бы и нет? Наверняка

Паридо загнал его в угол, и, защищаясь, он обвинил в финансовой неудаче Паридо меня, как крестьянин винит бесов в том, что у него скисло молоко. Парнасс не мог причинить мне большего вреда, чем уже причинил. Мне не угрожала опасность. Поэтому я не обиделся на Мигеля, тот лишь проявил благоразумие. Я покачал головой:

— Не буду лгать — хотя легко мог бы — и брать на душу грех, чтобы кого-то защитить. Я не имею никакого отношения к вашим фьючерсам на китовый жир. Подозреваю, что Лиенсо защищает себя или кого-то другого, сваливая всю вину на меня.

Вы, возможно, удивляетесь, почему я не стал выгораживать Мигеля, если не обиделся на него из-за того, что он так вольно обошелся с моим именем? Почему я навлек на него гнев Паридо, когда мог взвалить всю вину на себя?

Я сделал это потому, что не хотел восстановления отношений между ними. Намного лучше, если Мигель испытывает на себе гнев Паридо.