словно бы и нет, в случае разборок. Мне даже отбрехаться будет нечем, если кто-то скажет, что в потере пороха моя личная вина…»
— Виконт, не нужно повторять устное распоряжение господина капитана еще раз, можете вернуться в отведенную Вам палатку… — мягко намекнул я, что гость мне начинает надоедать.
— Я требую, что Вы сообщили, когда мы пойдем на Сен-Пьер! — взвизгнул де ла Серада.
Это было настолько неожиданно, что внутрь заглянул сначала удивленный Феликс, а потом и один из часовых.
— Месье, напомните Ваш статус… — потребовал я.
— Что? — побледнел посланец. — Я дворянин!
— Дворянин Вы при дворе Его Светлости или у батюшки в поместье, — хмыкнул я, — напомните, кем служите в нашей роте?
— Я имею честь состоять в качестве жандарма, но сейчас я гонец от…
Тут стоит напомнить, что в нашей роте собственными людьми герцога Бургундии считалась лишь сотня алебардщиков-пикинеров. Стрелков наскребли по необходимости среди всякой шушеры, а тяжелую кавалерию выставил и вовсе один из вассальных графов бургундских герцогов, собрав ее среди собственных людей.
Род Шовиньи никогда не лез в политику, сосредоточившись на возможности заработать. Преуспел в этом, а потому был очень богат. Из-за этого подвергался постоянным насмешкам завистников. Вроде именно поэтому им и понадобилось участие в такой опасной осаде.
Мне удалось узнать, что граф даже сам, без дополнительных намеков вызвался, сейчас фактически содержал ротную конницу, и даже отправил командиром в этом предприятии сына и наследника. Правда, злые языки поговаривали, что сынуля устал дожидаться наследства и папенька его сплавил от греха, но на то они и злые языки.
В общем, графский жандарм (тяжеловооруженный кавалерист, снабженный на рыцарский манер — прим. автора), не имеющий представления о субординации — это было почти нормально.
— Отлично. Месье, жандарм, — выделил я голосом это слово, постаравшись вложить в него как можно больше холодного недоумения, — сейчас выйдете из моей палатки, вернитесь в свою, и останетесь там до моих дальнейших распоряжений. Феликс, — переключился я на своего оруженосца, игнорирую растерянного гостя. — Приставь пару человек к жилью месье де ла Серада, чтоб его не беспокоили. Если он не внемлет моему распоряжению, приказываю забить этого бунтовщика в колодки до прихода в крепость. Все, вели подать ужин и да, отправь кого-нибудь за мастером Паскалем, у меня есть к нему разговор…
Не сказав ни слова, но и не поклонившись — в ответ на пожелание «доброй ночи!» — шумный гонец покинул палатку.
Беспокойных мыслей у меня от этого меньше не стало, но в тишине хотя бы появилась возможность их думать. Поэтому к приходу своего ближайшего помощника я успел в лучшем случае съесть пару ложек каши да переломить, да в забывчивости раскрошить все нажаренные лепешки.
— Слушаю, Ваша Милость! — напомнил начштаба о своем присутствии.
— Паскаль, дружище, у меня будет для тебя важное поручение. Подбери полсотни людей по разумнее да порасторопнее, ну и держи его в секрете, даже от остальных… — ну и от наших гостей, наверное.
В ответ на недоуменно задранную бровь ветерана, я успокаивающе уточнил:
— Только для порядка…
В следующие несколько минут, я лаконично обрисовал начштаба свою идею. Выслушав, он пристально посмотрел в глаза, и сидя напротив — обозначил поклон, подтвердив понимание, и присоединился к трапезе.
Больше в этот вечер никто из нас ничего не сказал.
Бобовая каша с кусочками вяленой говядины и какими-то разваренными корешками успела остыть, но никто не обратил внимания на эту ерунду. Неторопливо выдув по кубку тягучего местного вина, мы разбрелись по своим кроватям.
* * *
Сутки спустя, полдень
(17 мая 1402 года)
До бывшей деревеньки Клери — а сейчас, важной крепости Сен-Пьер, на которую взвалили непростую задача по охране герцогства с севера — от нашей вчерашней стоянки было не больше трех дней. Но это если вообще не беспокоиться о врагах.
Однако после сообщения гонцов, такой вариант нельзя было не рассматривать, и он все усложнял.
Торговая тропа по правому — восточному — берегу меньше страдала от весенних разливов Сены, но шла большей частью через густые чащобы, где устроить засаду — плевое дело. Поэтому я прикинул так: у меня достаточно лодок, людей, но нехватка инструментов и времени. Почему бы не сделать финт ушами?
И вот вчера, весь день мы послушно следовали за стремящейся на север рекой, но вечером, вместо того чтобы еще немного пройти и только потом лечь спать, мы дошли до того места, где Сена делала петлю, отклоняясь еще дольше к востоку, и дальше — послушно — уже не пошли.
Ни кому и ничего не объясняя, я заставил своих людей потратить сэкономленные силы и время на заготовку бревен, а сегодня — подняв их еще до рассвета — приказал вязать плоты, и благодаря имевшимся лодкам уже часам к девяти утра караван был на другой стороне реки.
Плоты мы бросать в воде не стали. Вытянули их на свой берег (на всякий случай), и двинулись по прямой: срезая ту самую — петлю Сены к востоку — по левому берегу. Наше счастье, что он успел просохнуть.
Гонец отчего-то устроил истерику, и капал мне на мозги во время переправы и в следующие несколько часов до самого полудня, пока я не пришел в ярость, и не запретил ему приближаться ко мне вообще.
В полдень мне предстояло решить — стоит ли еще немного поторопить своих людей, или устроить отдых в подходящем месте. Тем более — лесистый холм посреди небольшого равнинного участка имелся, и родник у его подножия тоже был.
Едва мы начали втягиваться в лесок, позади — километров за 5–7, где от оставленной нами — донесся сначала один, а потом второй ружейный залп. В следующие несколько минут легкие аркебуз и тяжелых кулеврин ухали в разнобой. Так бывает, когда не очень опытные стрелки, пытаются выпустить во врага как можно больше свинца, пользуясь его недолгим, но очень уязвимым положением.
— Слушай мой приказ! Оставить мысли об обеде, поручаю командирам распределить своих людей так, что окружить вершину холма завалами из бревен. Выделить отдельные команды, которые вырубят и утащат вверх по склону отдельно стоящие деревья из тех, что могут позволить врагам подкрасться к нам. Остаемся здесь, на время пока не станет известно доподлинно, что и как происходит…
С удовлетворением некоторое время наблюдая, как народ зашевелился, я неожиданно вспомнил:
— И да, ну-ка приведите ко мне месье де ла Серада! Кажется, у меня к нему есть вопросы…
Словно дождавшись моих слов, на противоположном от меня крае холма кто-то закричал, потом донеслось несколько выстрелов, и только потом наступила тишина. Если, конечно, так можно сказать о переполнившей небольшой лесок толпе народа со своим мнением. Но растерянный гомон множества глоток вместо стрельбы — это все же да, тишина.
