– последнее средство, которым может воспользоваться мастер, но тем самым он сжигает всю свою жизнь.
— Дьяволица, мы с тобой и так не в лучшей форме, — сказал глава Фракции Чести, нахмурившись. — Сейчас ты не проявишь силу мастера, даже с привлечением чжэнь-ци. Ты будешь на уровне человека без способностей – ни силы, ни ядра, ни возможности проявить божественную силу. Ты ведь это понимаешь?
— Да.
— И ты решила использовать чжэнь-ци, чтобы сразиться изо всех сил и показать мастерство на уровне посредственности?
— Конечно, — улыбнулась мастер. — Не серчай, Нам Гун Ун. Я не собираюсь отказываться от жизни, нет, никоим образом. Я только лишь надеюсь, что если когда-то мне и придет конец, то путь лучше это случится сегодня. Я сейчас неимоверно счастлива и ощущаю себя по-настоящему живой. Я безмерно благодарна, что смогла дожить до сегодняшнего дня, и что могу умереть именно сегодня.
— Даже если мир будет разрушен?
— Да. Я благодарна за все трудности, которые были на моем жизненном пути, — Дьявольская Луна медленно встала в позу: правую руку она вытянула вперед, а левую отвела назад. — Оглядываясь назад, я могу сказать, что была по-настоящему счастлива.
Поднялась метель, хотя с неба не упало ни снежинки. Вокруг мастера начал образовываться небольшой вихрь – это выходила юань-ци. Ураган окружил Дьявольскую Луну.
— Хорошо, пусть будет так, — ветер хлестал главу Фракции Чести по лицу. — Я тоже мечтал, что такой день наступит.
Направление ветра сменилось.
— Давай умрем вместе, Дьявольская Луна.
Они побежали навстречу друг другу.
Я наблюдал, как две великих жизни столкнулись на заснеженном поле. Мастер зацепила руку главы Фракции Чести, тот наступил ей на ногу. По скрещенным рукам и ногам этих двоих непрерывно струилась чжэнь-ци – это утекала их жизнь.
Они расплавили вечные снега, которые даже солнце не могло растопить.
Мастер ударила главу Фракции Чести в живот. Подул ветер. Он вместе со снегом дул в том же направлении, куда указывал кончик пальца.
В мире, покрытом заснеженными полями, только там, где пересекались рука и нога этих двоих, медленно показалась голая земля. И не только она, вокруг сражающихся воинов постепенно начали проявляться вещи не-белого цвета – трава, сорняки, лес. Земля в других местах по-прежнему была укрыта снегом, но там, где пересекались их пути, расцветали другие сезоны.
— Все это выросло из-за чжэнь-ци, — неожиданно сказал Королевский Меч. — Это просто праздник какой-то – видеть столь редкие техники великих мастеров. Но это продлится недолго…
Даже если это и будет длиться всего мгновение, сейчас эти два сезона выглядят прекрасно. Земля и небо, скованные вечной зимой, ненадолго вернулись к прежнему облику благодаря чжэнь-ци.
Персиковое дерево росло ввысь и покрывалось зеленью, походя на человеческую руку: ветви дерева тянулись от земли к небу, будто пытаясь что-то поймать. Распускались цветы. Сквозь розовые лепестки, покрывшие ветви дерева, просвечивалась битва Дьявольской Луны и главы Фракции Чести. Жесты их рук и ног были направлены на то, чтобы убить друг друга, но когда на короткое дуновение ветра лепестки их заслоняли, это напоминало последний, финальный танец, потому что этот бой унесёт жизни обоих людей. Под занавесом персиковых цветов всё в мире кажется прекрасными – в том числе ядовитая аура моего мастера.
— Это довольно редкий случай.
На белоснежном поле красные лепестки персика взмыли вверх.
— Одна была рождена с идеальным телом Инь, второй с небесным боевым телом. Инь и Ян слились. Эти двое уже практически находятся в другом, потустороннем мире… Впервые в жизни я вижу такое зрелище.
Персиковые цветы опали. Весна закончилась.
— Походка Бога Дьявола.
Мастер сделала шаг вперед. Ударила метель, и персиковые цветы опали.
— Желтая Луна разбивает небеса.
— Я тебя ненавижу.
Зима кровоточила.
— Ненавижу тебя.
Мастер…
— Ненавижу Фракцию Чести. Ненавижу альянс, ненавижу девять фракций, ненавижу Пять Великих семей. Простой народ кричит, а вы радуетесь! С виду такие благородные, но не ждите от меня пощады. Ни за что. Никогда.
Мастер…
— Вам тоже больно, конечно.
Персиковые цветы опадают, весна проходит. Хотя лепестки до сих пор расцветают, их все меньше и меньше. Сезон становится короче.
— Корчите страдальческие рожи и говорите, что жизнь мучительна! Вы хотите утешения, поэтому притворяетесь овцами.
Мастер умирала.
— Я ненавижу это.
Цветы опадают.
— Почему…
Сезон заканчивается.
— Почему в глазах других вы дикие животные, но в своих собственных – обычные люди?
Бессчетное количество персиковых цветов закрыло тени этих двоих. Оглядываясь назад, этот момент кажется похожим на сон, который длился меньше чайной церемонии.
Ветви дерева засохли. Больше нет персиковых цветов. Подул ветер, и снег снова покрыл всю землю. Посреди опавших лепестков стояли два человека – Дьявольская Луна и глава Фракции Чести. Один из них пошатнулся.
— Кха…
К красным цветам добавился еще один оттенок той же палитры – кровь главы Фракции Чести, вырвавшаяся с кашлем. Мастер добила его крепко сжатым кулаком в грудь. Старик покачнулся, поплыл, как мираж, а затем неосторожно упал. На месте, куда пало постаревшее и иссохшее тело мужчины, появились красные цветы. Дьявольская Луна же оставалась равнодушна.
— Мастер, — но мой зов остался без ответа. — Мастер…
Я сделал шаг, затем еще один, а потом я побежал. Я побежал и подхватил ее тело, которое внезапно упало. Холодное. Ее тело было холодным, как лед.
— Мастер…
— Я победила.
Ее голос звучал чисто. Хотя тепло покинуло ее тело, оно еще оставалось в ее голосе. Но она была слишком легкой. Она постарела в одно мгновенье, поэтому стала такой легкой.
— Да, Вы победили. Вы выиграли.
— Я собиралась пронзить его грудь и вытащить сердце, но получилось только сильно ударить кулаком. Мне стыдно смотреть в глаза своему ученику.
— Нет-нет…
— Но, видимо, я и то сейчас лучше тебя выгляжу. Что с твоим лицом?
Я осторожно переложил Дьявольскую Луну себе на грудь, обнял ее и окутал наши тела Оро, но это не помогло согреть моего мастера. Она гладила меня, но кончики ее пальцев, что касались моей щеки, были холодными, как лед.
— Не волнуйся, мой ученик. Пока что я не перестану дышать. Через пару часов мои силы полностью иссякнут.
Два часа.
— Разве этого времени недостаточно, чтобы попрощаться?
Осталось всего два часа, в течение которых голос этого человека все еще будет звучать и я смогу слышать ее дыхание.
— Ты плачешь,
