толстяка за горло и припечатывает к машине.
— Никуда ты не поедешь, приятель, — рычит он.
Браун вцепляется в руку великана и пытается оттянуть ее, однако его сопротивление даже не тянет на название. Шансы у него нулевые.
— От… пус… ти… — хрипит журналист.
— Будешь отвечать на наши вопросы?
— Хрен… тебе…
Что ж, Клемент прибегает к методу, столь эффективно сработавшему в случае Томаса Ланга. Он хватает Брауна за гениталии и сжимает руку. Толстяк мгновенно багровеет и визжит как свинья, кто, впрочем, он и есть. К несчастью для него, никто кроме нас его не слышит.
— Ну-ка, повтори, — подначивает его великан. — Слабо?
Браун мотает головой с такой неистовостью, что его обвисшие щеки трясутся, прямо как при езде на мотоцикле. Самодовольство сменяется страхом.
— Будешь отвечать?
Теперь журналист энергично кивает — насколько, впрочем, это ему удается с лапищей великана на горле.
Продемонстрировав всю серьезность угроз, Клемент отпускает жертву и делает шаг назад.
— Попробуем снова? — цежу я, испепеляя Брауна взглядом. — С самого начала.
Тот потирает горло, но за пах, к счастью, не хватается. Я выжидаю, пока он не отдышится.
— Чего тебе от меня надо? — наконец хрипит он.
— Ответы, Терри. Ответы.
— А если я откажусь?
— Честно? Особого значения это не имеет, поскольку игра закончена. Нам известно, кто ты такой, и весьма скоро мы разоблачим клуб коррупционеров и его членов — вне зависимости от того, станешь ты отвечать или нет.
— Не понимаю, о чем ты.
— О боже, — вздыхаю я и смотрю на Клемента. — Кажется, у Терри проблемы с памятью. Боюсь, тебе придется опять им заняться. Помоги-ка ему вспомнить.
— Подожди-подожди! — вскидывается Браун. — Ты все не так поняла!
— А я так не думаю, Терри — или ты предпочитаешь, чтобы тебя называли Таллиманом?
Его реакция отнюдь не та, что я ожидала.
— И ты еще называешь себя журналисткой, — фыркает он. — Да ты ни черта не знаешь, так ведь?
Мы с Клементом хмуро переглядываемся.
— Никакой я не Таллиман, — продолжает Браун. — Делайте что хотите, все равно ничего не добьетесь.
— Чушь! — взрываюсь я.
— Мне плевать, веришь ты мне или нет. Но ты вправду думаешь, что я Таллиман и при этом лично занимаюсь такой вот грязной работой?
— Тогда почему ты ей занимаешься? Сначала заплатил этому парню, чтобы он ограбил меня, а потом чтобы сжег мою квартиру! И уж точно это ты инициировал мое отстранение в «Дейли стандарт»! Почему?
— Всего этого я не отрицаю, но дело в том, что у меня не оставалось выбора. Как и у остальных членов «Клоуторна».
— А я повторяю: чушь!
— Хочешь верь, хочешь нет, но я ничего этого не хотел. Если бы я не разобрался с тобой и твоим расследованием о клубе, мои… мои проступки в прошлом… предали бы огласке.
— Что еще за проступки?
— Так я тебе и сказал!
— Мой друг может быть очень убедительным. Предпочтешь вспомнить сам, прежде чем я попрошу его снова тобой заняться?
Браун закатывает глаза и качает головой.
— У меня была игровая зависимость, — вздыхает он. — И дела пошли совсем скверно, я достиг той грани, когда мог все потерять. Но я попросил об услуге.
— Дай угадаю: через Таллимана?
— Да, — морщится толстяк. — И благодаря этой услуге я избежал очень большой беды. Штука в том, что услуга эта была не совсем законной.
— То есть ты утверждаешь, что сделал все это только потому, что тебе угрожали?
— Именно это я и утверждаю. Я-то полагал, что «Клоуторн» уже дело давнего прошлого. И так оно и было, пока ты не раскопала этот чертов блокнот и не запостила его фотографии.
Впервые за весь наш разговор я улавливаю в его голосе нотки искренности. И на меня обрушивается ужасающее осознание: Терри Браун вовсе не Таллиман.
— Кто заставил тебя это сделать?
— Разумеется, он… Таллиман.
— И кто такой Таллиман?
Вопрос задаю более с надеждой, нежели с ожиданием. Исходя из уже имеющегося опыта, навряд ли я получу ответ.
Браун опускает взгляд и, немного помолчав, произносит:
— Я не знаю.
— Врешь!
— Нет, клянусь. Не знаю.
Однако я вижу, что он лжет, и, несомненно, ему это понятно. Как-никак, мы оба занимались журналистикой достаточно долго, чтобы уметь улавливать малейшие обличительные признаки. Он выпрямляется и вновь заявляет о своем неведении, на этот раз гораздо убедительнее. Но слишком поздно.
— Терри, хватит морочить голову. Если Таллиман не ты, мы хотим знать, кто он.
— Честное слово, не знаю! — блеет он.
— Нет, знаешь, и у тебя ровно десять секунд, чтобы назвать имя. А будешь продолжать отнекиваться, я ответственности за действия своего друга не несу!
Клемент выуживает из кармана нож, конфискованный у Джейдона. Резким движением кисти раскрывает его и выразительно проводит пальцем по лезвию.
— Острый, охренеть, — буднично замечает он и смотрит на Терри. — Надеюсь, детей ты больше не планировал.
— Пожалуйста…
— Десять.
— Боже мой, Эмма!
— Девять.
Великан делает шаг вперед.
— Восемь.
— Я не знаю!
— Семь.
— Но это же нелепо!
— Шесть.
Клемент подступает к журналисту еще ближе.
— Пять.
— Ты об этом пожалеешь! Клянусь!
— Четыре!
Браун озирается по сторонам в поисках пути к бегству, но такового не существует.
— Три!
— Черт тебя возьми! — скулит он. — Ладно, я скажу.
Я уже собираюсь прикрикнуть на него, чтобы не тянул, как вдруг глаза Терри округляются на что-то у меня за спиной.
Машинально оборачиваюсь, однако мышцы шеи толком даже не успевают включиться в работу, как воздух прорезает оглушительный грохот. Звук можно было бы даже принять за громкий выхлоп машины. Я наконец поворачиваю голову: никакой машины нет, лишь высокий и худой паренек с пистолетом.
— Джейдон! — ахаю я.
Он стоит метрах в шести, целясь прямо в нас. Взгляд у него остекленевший, выражение лица полностью отсутствующее. Я догадываюсь, что его зомбированное поведение объясняется дозой кетамина или какого-то другого галлюциногена. Ситуация скверная, что и говорить.
Джейдон делает пару нетвердых шагов вперед, с очевидным усилием пытаясь сфокусировать взгляд. Вновь останавливается, уже метрах в четырех от нашей компании. С такого расстояния не промахнется даже обдолбанный юнец.
Он мрачно ухмыляется:
— Угрожать моей бабуле… Ты, пидор. Тебе это даром не пройдет.
Едва лишь я собираюсь снова пустить в ход свои способности к вразумлению, как Клемент внезапно выкидывает руку в мою сторону. Следует удар такой силы, словно меня сбивает грузовик, и мое тело откидывает назад. Вряд ли мне удалось бы удержать равновесие, будь я даже обута в кроссовки — а уж о каблуках и говорить не приходится. Через семь-восемь шагов задом наперед земное притяжение выигрывает, и я шлепаюсь на задницу.
Дальнейшие события
