Короче, Турецкий отправил жену самолетом в Москву, а сам рванул в Торфяновку.
И вот они сидят с полковником Сидоренко за письменным столом, друг против друга. На столе фотография Егора в черной рамке. Они ведут странный разговор.
— Вы тоже поклонник Калашникова? — спрашивает Турецкий, указывая глазами на фотографию.
— Поклонник? Нет, я не поклонник. Мы с ним росли вместе, вместе на моторке по Оке гоняли… Дружили мы в детстве, генерал. Крепко дружили. Так что я не поклонник, я больше и иначе.
— Где его машина?
— У нас на стоянке. Дайте команду, передадим кому следует.
— А наркотики где?
— Какие наркотики?
— Как — какие? Которые он перевозил.
— Кто вам сказал, что он перевозил наркотики?
— Мне сказал об этом офицер Интерпола. Еще в Париже.
— Бона как! А чего он вам еще сказал?
— Вы меня допрашиваете, что ли? — усмехнулся Турецкий.
— Да ты не серчай, генерал, — вдруг сбился на панибратство Сидоренко. — Давай выпьем лучше. Помянем Егора, дружка моего…
Полковник вытащил из тумбы стола бутылку коньяку, рюмки.
— Закуски не приготовил, но могу ребят попросить, они принесут.
— Не надо. Я после первой не закусываю, — как бы пошутил Турецкий.
Сидоренко налил по рюмке.
— Ну, Егор, пусть земля тебе будет пухом, — глядя на фотографию, произнес Виктор.
Турецкий молча кивнул, то есть присоединился к сказанному.
После первой как-то незаметно пролетела и вторая. Мужчины закурили.
— Так объясни мне, что там за наркотик? — перешел на «ты» и Турецкий. — Мужики из Интерпола…
— Да пошли они в жопу, мужики эти. Из их Интерпола сраного, — зарычал вдруг Виктор. — Девчонку использовали как живца. МнеЛедь тоже кое-какие сведения передали: они знали, что наркоту ей ее сутенер бывший сунул, могли взять его тогда же. А им, видишь ли, хотелось всю цепочку проследить. Вот они мне звонят: дескать, едет ваш гонщик, везет наркоту. Так вы его пропустите, посмотрим, кому он ее везет. А то, что девчонку без всякой защиты оставили, это как?
— Но она же взяла наркотики?
— А что она могла бандитам противопоставить? Пигалица двадцатилетняя. И Егору ни слова не сказала, боялась за него. Я ведь его спросил: «А если бы ты знал, что в пакете, повез бы?»
— И что он ответил?
— Конечно, не повез бы. А стал бы ее обидчиков искать, чтобы разобраться… И шлепнули бы обоих. И было бы два трупа, а не один.
— Так ее убили? — понял наконец Александр.
— Конечно! Только Егор отъехал, бандюки ее в упор из автомата, как мишень в тире… Вот тебе и полиция. Вот и западные ценности: ничего нет дороже человеческой жизни! Знали же, что отморозки ее в покое не оставят. И никакой защиты!
— Получается, что Калашников все же привез сюда наркотики?
Полковник налил еще по одной.
— Ничего такого не получается! — с жаром произнес он. — Кто сказал, что она именно наркоту переправила? Ее же там не шмонали. Может, она ампулы подменила. Это раз. Второе: оттуда досюда путь неблизкий. Может, Егор на пароме ампулы эти за борт покидал, а? И заменил другими.
— Так что экспертиза-то показала? Вы ее проводили?
— А как же! Лекарство там было. Антибиотик.
Турецкий внимательно смотрел на полковника. Тот выдержал его взгляд, заговорил:
— Егор парень чистый был и светлый. И верный, как честное пионерское слово. Он свою девчонку любил больше жизни.
— Проститутку?
— Много ты понимаешь! Ну попала она в руки мерзавцев по наивности. Так удрала же от них, выбралась. А как она к Егору относилась, знаешь? Он мне рассказывал. Мыс ним всю ночь здесь сидели, вот как сейчас с тобой. Когда с ним беда приключилась, она за ним как за младенцем ходила… Он же даже в сортир не мог… Если бы не она, он бы и не поднялся. И нечего ее память поганить!
— Да я разве… А где ампулы-то? — все пытался выяснить Турецкий, хотя догадка уже пронзила слегка затуманенный алкоголем мозг.
— Эх, понимаешь, генерал… Беда здесь у нас приключилась, — глядя на Турецкого исключительно правдивыми глазами, пел Сидоренко. — Ампулы, понимаешь ли, в сейфе хранились как вещдок. А тут вчера буквально взяли мы чувака одного. Взрывчатку провозил. Мы взрывпакеты туда же — в сейф. Тоже ведь вещдок. А тут, как назло, батарея потекла Отопительная. Вызвали сварщика, он варить начал. А прапорщик сейф не отодвинул. Там нагрев произошел, ну и рвануло пакет. И сейф — в хлам, и ампулы тоже.
— Поня-ятно, — оценил сказанное Турецкий. — Ты, случаем, в Чечне не служил?
— Ну было, а что?
— Да так. Про взрывпакет — хорошая история.
— Ты вот что пойми: он сам себе приговор вынес! Кто же его судить может выше, чем он себя осудил?
— Ты считаешь, что это не несчастный случай? Что он покончил собой? Он тебе говорил что-нибудь на этот счет?
— Во посыпал вопросами, сыщик… Ничего он мне не говорил, й сам видел, как он помертвел весь, когда правду узнал. Ну и зачем его память марать? В глазах людей Егор погиб как герой. Зачем их разочаровывать? Зачем отнимать мечту о сильном человеке, не таком, как все, о человеке — образе для подражания. Каким может стать и другой, и третий — если очень захочет, если будет в этой жизни стремиться к мечте, а не ждать, когда на пенсию свалить… А вообще, я готов понести наказание за безответственность, — брякнул Сидоренко. — Что там у вас предусмотрено за утрату вещдока?
— То есть ты готов карьерой своей пожертвовать?
— Знаешь, если бы не Егор, не было бы у меня никакой карьеры. Меня самого бы не было. Он мне когда-то жизнь спас. И не только жизнь, а и честь. Пусть на том уровне, на мальчишечьем, это не важно. Тогда-то мы честью еще поболе дорожили, чем теперь. Пришла моя очередь его честь сберечь. Смешно?
— Нет, — искренне ответил Турецкий.
Они помолчали. Александр вздохнул:
— Одно плохо: кому-то эта наркота предназначалась. И будет этот кто-то и дальше поганым своим делом заниматься.
— А мне Егор телефон передал, куда звонить должен был. Можно другого гонца по телефончику направить, — живо откликнулся полковник.
— Так ампул-то нет. С чем направлять?
— Ну… Для такого дела… Может, одна-две и не взорвались, надо поглядеть.
Мужчины посмотрели друг на друга и расхохотались.
Впервые за прошедшие недели Турецкий почувствовал облегчение, которое испытываешь, когда принимаешь правильное решение.
Днем позже Александр сидел в рабочем кабинете на Большой Дмитровке. Он готовил отчет по материалам дела Егора Калашникова, когда секретарша Наташа сообщила через внутреннюю связь, что Александра Борисовича хочет видеть некая Екатерина Ростова.
