с первого взгляда, лишь признаю, что эмоции были скорее формой нарциссической потребности. Когда женщина, лишившаяся матери, привязывается к романтическому партнеру так быстро и глубоко, ее притяжение часто возникает не на основе взаимного влечения, а из-за односторонней надежды на то, что мужчина может ей дать.
В какой-то степени каждая из нас – женщина, лишившаяся матери. Мы все хотим обрести целостность в отношениях, независимо от того, есть ли у нас мама. Когда я спрашиваю Андреа Кэмпбелл, не безнадежен ли такой поиск, она смеется. «Назвать этот поиск ошибкой – значит назвать всю человеческую расу ошибкой, – отвечает она. – Даже если наши родители живы, они не завершили нас полностью. На это не способна самая чудесная, идеальная мать. Внутри каждого из нас рана, и все мы ищем того, кто нас исцелит». Но Кэмпбелл уточняет: дочь, лишившаяся матери, чувствует нехватку острее, чем большинство других женщин.
В идеальной ситуации эмоциональная основа дочери зарождается в ее семье, а затем, по мере взросления, включает партнера, друзей и саму себя. Дочь, лишившаяся матери (особенно та, которая не получала поддержки отца), начинает с серьезным отставанием. Сначала она должна заложить надежную эмоциональную базу. Джон Боулби проанализировал данные британского исследования 1987 года, где приняли участие женщины, которым было меньше 11 лет на момент смерти матери. Он заметил, что девочка без надежной эмоциональной базы «может отчаянно искать молодого человека, который будет заботиться о ней. В сочетании с ее негативным самовосприятием это повышает вероятность того, что она будет идти на поводу у неподходящего молодого мужчины… После свадьбы с ним последствия предыдущего негативного опыта усилятся, и девушка предъявит мужу слишком высокие требования или будет плохо к нему относиться».
Хотя в своем анализе Боулби описывает положение многих девушек, лишившихся матери, это не единственный возможный исход. Ученые, исследующие привязанность, обычно делят людей на три группы: тех, кто во взрослом состоянии формирует безопасные привязанности с другими; тех, кто переживает из-за своих социальных и романтических отношений или относится к ним неоднозначно; тех, кто избегает близости с другими. Взрослые, которые формируют безопасные привязанности, обычно делят свои эмоциональные потребности между несколькими источниками, включая самих себя. Они спокойно проявляют и принимают заботу. Беспокойные и тревожные взрослые обычно хотят, чтобы партнер удовлетворил большую часть их потребностей, проявляют заботу в навязчивой манере самопожертвования и нередко пытаются обрести чувство защищенности и любви через интимную близость. Избегающие взрослые почти полностью полагаются на себя, не могут или не хотят проявлять или принимать заботу. Именно они чаще всего сохраняют эмоциональную дистанцию с другими или начинают вести распутный образ жизни.
Считается, что характер привязанности формируется в младенчестве. Он зависит от восприимчивости матери к сигналам, которые посылает ей ребенок. Например, мама, которая тепло и быстро успокаивает плачущего малыша, с большей вероятностью вырастит человека с безопасной привязанностью, чем мама, которая делает все машинально, или без эмоциональной связи, или реагирующая поздно, не полностью, или вообще не реагирующая. Сегодня многие психологи сходятся во мнении: отношения, которые формируются между младенцем и матерью, показывают, какими станут их отношения в будущем.
Но даже если ребенок живет с любящей матерью и формирует безопасную связь с ней, конкретные жизненные события могут подорвать его ощущение защищенности. К ним относятся тяжелые хронические болезни ребенка или одного из родителей, пребывание в детском доме, психическое заболевание родителя, раскол семьи после смерти родителя или развода, физическое или сексуальное насилие. В 1999 году исследование, в котором приняли участие 86 детей в возрасте, начиная с младенчества и заканчивая 18 годами, показало, что дети, пережившие одно или несколько тяжелых событий в детстве, с большей вероятностью будут проявлять небезопасный стиль привязанности и переживать из-за прежних отношений, даже если в младенчестве о них заботились. 18-летние подростки с безопасной привязанностью к другим редко сталкивались с тяжелыми событиями в детстве. Этот вывод говорит о том, насколько разрушительное влияние может оказать на ребенка психическое заболевание родителя, его смерть и стресс в семье.
Исследования, в которых ученые сравнивали дочерей без матерей с другими взрослыми, поражают еще больше. В поколении людей, не терявших близких, почти 55 % проявят признаки безопасной привязанности, 25 % – признаки избегающей привязанности и около 20 % – признаки беспокойно-тревожной привязанности. Но когда психолог Бетт Гликфилд провела исследование с участием 83 взрослых, потерявших родителей в детстве и подростковом возрасте, она обнаружила, что 46 % входили в категорию безопасной привязанности, 17 % – избегающей привязанности и 37 % – беспокойнотревожной привязанности. По ее мнению, более высокий процент беспокойно-тревожных людей в данном исследовании говорит о том, что ранняя утрата родителей делает ребенка более уязвимым для чувств брошенности и никчемности. Это заставляет его одновременно бояться отношений и мечтать о них во взрослом состоянии.
Исследование Джонсонского государственного университета в Вермонте показало схожие выводы. Когда 30 замужних женщин без матерей сравнили с контрольной группой, женщины без матерей сообщили о более высокой тревоге и уровне избегания в своих отношениях с мужьями, чем остальные, хотя ⅔ из них описали свои отношения с умершими матерями в позитивном ключе. В целом эти открытия доказывают, что женщины, лишившиеся матерей, нередко боятся потерять супругов и готовятся к неизбежной утрате, эмоционально отдаляясь от партнера. В то же время они очень боятся, что утрата действительно произойдет.
Беспокойно-тревожная дочь
36-летняя Кэрол описывает свои последние шесть лет как серию стремительных романов. Все они начинались с обещания немедленной любви, но не длились дольше двух-трех месяцев. Почти все мужчины, с которыми встречалась Кэрол, невольно участвовали в ее попытке обрести чувство эмоциональной защищенности, которое она утратила в 17 лет после смерти матери.
Кэрол говорит, что никогда не была близка с матерью, чей скандинавский стоицизм не допускал проявления эмоций. Но она черпала чувство защищенности в сплоченной семье. После смерти матери система начала разрушаться. В течение двух лет умерли бабушка и дедушка Кэрол, что сократило большую семью из шести человек, когда-то проводивших вместе все праздники, до трех: отца, старшей сестры, жившей в другом штате, и самой Кэрол. С тех пор во всех романтических отношениях, включая семилетний брак, в который Кэрол вступила, когда ей было чуть за 20, она возлагала слишком большие надежды на партнеров.
Мои отношения всегда начинались с огромного влечения и ощущения надежды: «Вот оно. Я больше не одинока». Я ищу связь и ощущение семьи. Я иду на первое свидание и начинаю думать, смогу ли быть с человеком долго, вместо того чтобы узнать его поближе. Я возлагаю слишком большие ожидания на
