украдено.
«А всего-то нужно было ничего ни у кого не красть!» – зло подумала Ева.
– Я даю слово, что позволю им уйти, оставив при себе все, что у них сейчас есть, – отрешенным тоном произнес Никита и вытянул руку. – В обмен ты возвращаешь это яйцо.
Блуд несколько секунд смотрел на яйцо так, будто ожидал, что оно вот-вот оживет и проклятие падет. Черты его принялись мигать с чудовищной скоростью, и снова, как и прежде, все чаще появлялось сморщенное озлобленное лицо, которое ему не принадлежало, но со временем должно было стать его истинным.
Погладив яйцо, будто оно было живым, Блуд бросил его Никите. Тот легко его поймал и засунул в сумку на поясе.
– Прощайте, – сказал Никита, ни на кого не глядя, и направился к ворону, затихшему в высокой траве у тропинки.
Блуд шагнул с валуна, как с обрыва, и Лика вскрикнула.
– Я не расшибусь, человечек, – зло усмехнулся Блуд, становясь на землю. – Это было бы слишком просто.
– Спасибо вам, – едва слышно сказал Валера.
– Мне не нужна твоя благодарность, человечек. Я сделал это не для тебя. Я хочу еще чуть-чуть побыть собой. Тем собой, которого с каждым вдохом все меньше.
Блуд отдал самое дорогое, что у него было, за то, чтобы они смогли вернуться. Наверное, это действительно отсрочит тот день, когда он окончательно превратится в озлобленное уродливое существо, а после станет дорожной пылью. Вот только Еву это не устраивало. По ее щекам потекли злые слезы. Так не должно быть!
Женька осторожно сжал ее плечо в знак поддержки. Ева скользнула по нему рассеянным взглядом и заметила, что нагрудный карман его куртки для верховой езды топорщится.
– Что там у тебя? – всхлипнув, спросила она.
– Это? – Жаров хлопнул себя по карману. – Кубик. Там выложить забыл, а теперь не выбросишь же его. Наверное, надо этому отдать.
Женька кивнул в сторону Никиты и вытащил кубик из кармана. Ева перевела взгляд на Блуда, который мог вот-вот исчезнуть, и, не оставляя себе шанса передумать, выхватила кубик из Женькиной руки.
В конце концов, волшебство должно служить добру. А иначе какой в нем смысл, если просто смотреть на то, как рядом творится несправедливость?
Кубик взлетел высоко в небо. Рядом охнул Женька.
– Я желаю, чтобы с Блуда было снято проклятие! – звонко выкрикнула Ева. – Чтобы он вновь стал самим собой! А взамен отдаю свой волшебный дар!
Небо было ярко-синим, а облака казались мягкими пуховыми перинами. На их фоне черный дым, поваливший от волшебного кубика, выглядел уродливой кляксой, оставленной нерадивым художником.
Костяной кубик не упал на землю. Он сгинул там, в черном сгустке тьмы.
– Ты ненормальная, – выдохнул рядом Женька. – Ты… ты…
Ева повернулась к Блуду, по лицу которого текли слезы. По юному растерянному лицу.
– Получилось! – воскликнула Ева. – У меня получилось! У него глаза прозрачные, как ручей!
Блуд закрыл глаза ладонями. Его маленькое худенькое тело сотрясалось от рыданий.
Взгляд Евы упал на стоявшего в стороне Никиту. Тот смотрел на нее так, будто в первый раз на его глазах кто-то сотворил волшебство.
Блуд вдруг бросился к Еве и крепко обнял ее за пояс, заставив покачнуться и отвести взгляд от сына Кощея. Ева обняла в ответ его хрупкие плечи.
– Вам лучше поспешить, человечки, – прошептал Блуд, отстраняясь. – Не оглядывайтесь, когда будете уходить, чтобы этот мир вас больше не звал.
– С тобой теперь все будет в порядке? – спросила Ева, стирая со своего лица слезы радости. Да, радости. Она ведь сотворила самое главное волшебство в своей жизни.
– Теперь да, – кивнул Блуд, глядя на нее ясными голубыми глазами. – Поспешите. И помните: ни за что не оглядывайтесь.
Валерка схватил Еву за руку и потащил к горе. Лика уже открыла пузырек с лунным светом и, чуть наклонив его, провела горлышком по каменному склону.
Ева ни на миг не усомнилась в том, что у Лики все получится. Потому что в этом мире знали цену обещаниям.
Лунный свет заструился по камню, и стоило ему добежать до земли, как раздался скрежет и скала разломилась ровно по серебристой дорожке.
– Прощайте! – крикнул Блуд.
– Прощай! – закричали они хором, шагая в сумрачную прохладу пещеры и уже слыша плеск, с которым на дне черного озера закручивалась Спираль вечности.
Ни один из них не оглянулся. Кажется.
Эпилог. Возвращение в школу
– Случилось недоразумение, – Валера, близоруко щурясь и поминутно пытаясь поправить несуществующие очки, сидел в мягком кресле напротив директора Российской академии волшебства.
Во втором кресле расположилась Лика с очень прямой спиной и очень решительным выражением лица. У окна стоял Матвей Семёнович Жаров, который выглядел бледным, всклокоченным и, против ожидания, не слишком счастливым от того, что его детище вернули на место. Он как будто до сих пор не верил в случившееся, а еще он не верил им. Это Ева явно чувствовала.
Сама Ева подпирала стену рядом с Женькой. В кабинете было всего два кресла, и это было правильно, что на них сейчас сидели настоящие волшебники. Те, кто продолжит здесь учиться, потому что Женька заявил, что вернется в их старую школу. Ева тоже собиралась туда возвращаться, потому что какой смысл обучаться волшебству, не имея к нему склонности? И хотя аналитики в интернете считали, что развить волшебные способности может любой человек, Ева пока не была уверена, готова ли потратить годы на то, чтобы научиться пользоваться ограниченным набором стандартных возможностей среднестатистического волшебника, после того, что она испытала в Тридевятом царстве.
– Мы оказались запертыми в лаборатории. Все вышли, а двери захлопнулись. Женя… – продолжавший отдуваться за всех Валера немного запнулся, но закончил вполне уверенно: – случайно открыл короб с шапкой-невидимкой.
– Матвей Семёнович, мог ли ваш племянник случайно открыть защитный короб? – спросила Мария Марковна, и Ева посмотрела на Женькиного дядю.
Сам Женька по-прежнему не отрывал взгляда от своих испачканных кроссовок. Они так и не переоделись – Мария Марковна лишь высушила колдовством их одежду – и теперь выглядели до странного неуместно среди вполне современного убранства кабинета.
– Я не исключаю такой возможности, – не глядя на племянника, ответил Матвей Семёнович.
Женька рядом с Евой судорожно вздохнул.
– А что было дальше? – директриса вновь обратила свой взор на Валеру.
– Дальше мы взяли посмотреть шапку, и случилось недоразумение.
– Какое именно?
– Шапка ведь делает невидимым все, что попадает в поле ее действия. Шапка была у Жени. Мы его не увидели, запаниковали, стали искать выход из лаборатории, чтобы кого-нибудь предупредить о случившемся, и случайно вышли за периметр. Как потом выяснилось, Никита ушел через эту дверь раньше, она оставалась открытой, и мы смогли ею воспользоваться.
С каждым все более бредовым предложением голос Валеры звучал все более уверенно. Ева поморщилась. Когда они обсуждали, что сказать по возвращении, придуманная ими версия выглядела более жизнеспособной. Сейчас же Ева понимала, что это полная чушь, в которую никто не поверит.
Из опасения нарушить клятву они изрядно сократили рассказ о своих приключениях, взяв за основу то, о чем предлагал рассказать сам Никита, когда собирался возвращаться вместе с ними. И вот теперь в Валерином повествовании не было ни Блуда, ни Бабы-яги, ни Кощея. Не было даже ворона. Был только Никита, который сообразил, что они попали в беду, и пришел им на помощь. По сокращенной версии, они пробыли в Тридевятом царстве несколько дней, живя в охотничьем домике на окраине леса. Там было мило и совсем неопасно, их обеспечили сменой одежды, а столько времени они провели там исключительно потому, что Никите нужно было пополнить запасы лунного света, и он уезжал за ним на несколько дней. Выбросить из рассказа Никиту и лунный свет, как ни крути, не получилось, и теперь Ева с замиранием сердца прислушивалась к Валере, силясь понять, не будет ли это считаться нарушением клятвы. Но пока все вроде бы шло нормально, хоть и звучало не очень правдоподобно.
– Это чудо, что вы вернулись. Настоящее чудо, – задумчиво проговорила Мария Марковна, поставив
