дел — одна из немногих причин, по которой мы с вами все еще возимся…
Следователь пожевал обветренную губу, сканируя меня все тем же безэмоциональным взглядом, а я неожиданно заметил, что глаза у него черные, слегка раскосые, очень похожие на Кристинины. Неужели родственник? От этой неожиданной догадки по спине пополз холодок, однако я тут же одернул себя. Месть обезумевшего от горя родственника — не самое страшное в моей ситуации. Он сказал «одна из немногих причин». Холодок перерос в настоящий озноб.
— Проблема в том, что все ваши заявления голословны. Обычно серийные убийцы указывают места, где спрятали трупы своих жертв. Мы ездим на раскопки, устраиваем следственные эксперименты и вообще весело проводим время. А в вашем случае… ни улик, ни трофеев! Только ваше странное желание попасть за решетку.
— Но трофеи есть, есть! — я снова засуетился, и был себе противен в этот момент. — Просто немного в непривычном виде… Знаете, Гейн хранил лица своих жертв, а Даммер, например, раскрашенные черепа, но держать такое в доме — значит самостоятельно, год за годом, жертва за жертвой, собирать на себя доказательную базу. Этого ли я хотел, когда так старательно отводил от себя малейшие подозрения?
— Но вы сказали, что трофеи у вас все же есть? — следователь принялся равнодушно ковыряться в зубах. — Это как понимать?
— Растворенные тела — мои трофеи. Всякий раз я собирал немного в банку и запечатывал ее. Наполняя ванну перед грядущим убийством, я неизменно выливал туда останки предыдущей жертвы. Так я собирал вместе частички всех, кого когда-либо убил. Сейчас там все, от самой первой собаки, до последней девушки. Мне нравилось думать о том, что в час, когда я поедаю яичницу за завтраком или принимаю гостей, они покоятся там, тихо превращаясь в ничто, теряя свое «я» среди белесой жижи…
Во взгляде следователя впервые мелькнуло подобие интереса. Он перестал ковыряться в зубах и наклонился ко мне. Из его рта несло несвежим желудком, изрядно подпорченным гастритом.
— Знаете, вне зависимости от того, действительно ли вы убийца, или просто морочите нам голову, вы — реально больной. Но все же, объясните, почему вы здесь? Вы так похваляетесь своей осторожностью, и вдруг…
Он обвел комнатку руками, предлагая мне вспомнить, где я нахожусь. Увы, я не забывал об этом ни на секунду. Но иного выхода у меня попросту не было. Усилием воли я подавил вернувшуюся было дрожь. Предстояло вновь пропустить через себя события прошлой ночи.
— Примерно полгода назад я познакомился с девушкой…
Старательно разглаживая и без того ровную бумагу, следователь расстелил на столе список пропавших без вести. Список растворенных.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
…Ира Савельева, так ее звали.
До нее все было просто. Для знакомых и тех, кто считал меня другом, я оставался безутешным влюбленным. В их глазах трагически погибшая Анжела ушла в загробный мир, прихватив мое разбитое сердце. Я даже вошел в топ самых интересных холостяков, который составила какая-то местная газетенка. Охотнее всего люди проглатывают мелодраматичную банальщину. Мне кажется, так они подпитывают мифы о вечной любви, в которую сами давным-давно не верят.
Никто не подозревал, что за эти годы я любил многих женщин и даже нескольких мужчин. По одному разу, но всегда до тех пор, пока смерть не разлучит нас. Вы можете мне не верить, но к каждому из них я испытываю самую настоящую любовь. До сих пор. Эти люди отдавали свои жизни, чтобы вознести меня на вершины блаженства. Самое малое, что я могу сделать для них — это беззаветно любить и помнить. Забивая, разрезая, расчленяя, я растворял в себе имена, лица, привычки, как кислота растворяла тела.
Ирочка перевернула все с ног на голову. Перевернула непринужденно, с легкой улыбкой и озорным блеском голубых глаз. Шутя, развалила устоявшуюся за девять лет жизнь. Простой цикл — влюбленность, убийство, растворение — эта рыжекудрая ведьма, отправила мой налаженный быт в тартарары! Уже через пару месяцев я думал не о том, как вспороть ее плоский живот, а о том, как здорово было бы прожить всю жизнь рядом с этой женщиной. Да, это меня чертовски пугало. Я не был готов к таким крутым переменам. Но самое страшное заключалось в том, что Ира оказалась готова еще меньше.
Все ее мысли занимали путешествия, приключения, новые страны. В свои двадцать восемь она вела себя, как шестнадцатилетний подросток, жадный до впечатлений, охочий до всего нового. Нет, она не была инфантильной дурочкой, просто немного не от мира сего. Инфантильным дураком был я. Сорил деньгами, исполнял ее прихоти, хотя понимал, умом понимал, ее чувства ко мне далеко не так глубоки. Не знаю, может, я надеялся купить ее расположение? Стать если не любимым, то хотя бы нужным. Добрым волшебником, без которого жизнь лишится остроты. Влюбленный дурак…
Я сделал ей предложение в Венеции. На старом каменном мосту, стоя на колене, изнывая от пошлости происходящего, протягивал кольцо, утопающее в бархатной коробочке. Под нами проплывали гондолы. Туристы, глядя на нас, аплодировали и поздравляли на разных языках. Я навсегда запомнил равнодушное вечернее небо Венеции, затхлый запах медленно текущей по каналу воды, и эти искренние аплодисменты абсолютно незнакомых людей.
Ира с улыбкой приняла кольцо. А когда я, переполненный восторгом, поднялся с колен, швырнула его в лицо заходящему солнцу. С неслышным всплеском три тысячи долларов пошли ко дну. И вместе с ними туда опустилось мое окаменевшее сердце. Я помню, как смолкли аплодисменты и подбадривающий свист, и над каналом поплыла неловкая тишина, прерываемая лишь плеском весел. Помню, как Ира повернулась ко мне и звонко воскликнула:
— Это, чтобы вернуться сюда еще раз!
Она подошла близко-близко, взяла меня за руки и шепнула:
— Нам ведь хорошо вместе и без этой чепухи, правда? Давай не будем все усложнять?
Я кивнул и улыбнулся. Она решила, что я все понял и принял, и улыбнулась в ответ. А я просто представил, каким прекрасным станет ее тело, растворенное в кислоте…
Не желая откладывать в долгий ящик, я стал готовиться сразу по возвращению. Это было в минувшее воскресение. Я купил хороший охотничий нож, привез недостающие химикаты, распланировал время. Вечером, когда Ира приехала ко мне на ужин, в пластиковой ванне уже плавали останки всех моих жертв. Обычно я заливаю кислоты, чтобы только-только скрыть тело, но в этот раз наполнил ванну на три четверти. Особый случай подразумевает особый подход, не так ли?
Когда мы спустились вниз,
