что творят! Хоть изгнана, да все одно поминается.
— Где?
— А любимое слово? На «Боги» начинается, «Людьёй» продолжается и на Ять как раз заканчивается?
— БлRть…
— Оно самое! Боги защищают людей через Ять — сила объединение земного и небесного.
— То есть я не матом думаю, а защищаюсь.
— А то! Помню, как Русь крестили. Поганое было время, почти десять миллионов душ пересекли этот мост, не желающих принимать новую веру. Новая религия вырезала целый народ, их огрызок ушел за уральские горы. Кирилл и Мефодий, взяли древнеславянскую буквицу. Сорок девять символов опасных для Европы, пять из них выкинули. Видите ли, в греческом языке не было таких звуков, а для иных 4–х дали греческие названия. Ярослав, Петр, Коленька, что второй, все отметились, по три-пять символов…Луначарский, гад! Теперь у меня до конца времен они все будут буквицу писать. Ты не думай, я не ретроград. Все понимаю, все меняется. Но есть то, что забывать нельзя.
— Но как тогда изменить, но не забыть?
— Мы живем на Земле уже давно. За моей спиной миллионы лет жизни, преданий, былин, опыта и разного рода Заветов. Кому-то это покажется забавным преувеличением, кто-то говорит, что это сама память, что с помощью сказаний между слоями атмосфер записаны генетические коды одного удивительного по своей глубинной памяти народа. Твоего народа.
— Наши сказания — наша память. Помни об этом! Именно они во многом пробуждают нашу память. Именно они не дают подчинять и подчиняться. Кто-то пытаясь осмыслить нашу загадочную душу говорит, что мы играем по каким-то, совершенно не ведомым для всего остального мира законам.
— И по каким же?
Мы стояли около огромного камня, на нашу компанию подозрительно смотрел черный ворон, из-за угла следил глаз Горыныча. Найдя опору о камень, спиной привален Кощей. Уже без слизи, но еще не в сознании.
— Явь давно живет по Закону, ты и я по Покону. Я объясню, тебе это важно понимать. Раньше слово Закон звучало как Покон, следование Кону. Кон — незыблемое правило, ниспосланное свыше. Если мы говорим Закон, то получаем то, что находится вне этого кона, вне незыблемого правила, ниспосланного свыше. И как интересно получилось, что в основе нашей коммуникации лежат до противоположности искаженные смыслы базового языка?
— Это звучит страшно. Со всеми словами так?
— Все к этому идет. От душ я слышу о демократии. Знаешь такую?
— Мифы ходят, слагаются легенды, что это самая что ни на есть власть народа.
— Чьего народа?
— Вот тут спорят. Чаще американского.
— А что значит «демос»?
— Народ?
— Воооот! Демос в греческом языке означал «свободных граждан, имеющих рабов», по-простому рабовладельцев. А народ — это «охлас». Охламон — человек из народа. Он в демократической Греции прав голоса не имел.
— Тогда все сходиться. В той же Америке, демократия, то есть они свободны, но держат всех за рабов.
— Демократия — принцип большинства голосов. Но уже в древней Греции на одном из храмов было высечено — «худших всегда большинство». У Платона, демократия стоит на последнем месте перед тиранией. Как может голос образованного ученого и ответственного семьянина быть равен голосу безграмотного бомжа и наркомана?
— Какая крамола…
— И опять говоришь, не зная истины. И ты и я крамольники. К — Ра — Мола, на нашем на славянском языке означает «к Ра», т е к чистому сиянию солнца обращающий свою молвь.
— А как было тогда? На Руси?
Не удержалась, его слова перекликались с каким-то внутреннем пониманием, он прав, не потому что бог, а потому, что так и есть.
— Не принцип большинства голосов уж точно! Единогласие. Право голоса в этом случае имеет только родитель, тот, кто доказал своим образом жизни, что способен упорядочивать пространство вокруг себя. И если у человека крепкая семья и большое и здоровое потомство, это говорит о том, что у него есть квалификация упорядочивать и защищать Жизнь. Есть квалификация передавать опыт, культуру, жизнеутверждающие смыслы. Он обладает зрелой ответственностью за будущее своих детей. Если же человек не имеет этой квалификации, то самоубийство пользоваться его мнением. Простая и более чем практичная логика. Разве нет? Ведь основа любой культуры — способность сохранять и передавать из поколения в поколение базовый образ этой культуры.
— Верно. Легко манипулировать тем, кто не знает.
— Учись, маленькая птичка. Ты должна это понять. Навь не спокойна, она не любит войну. И твоя очередь ее останавливать.
— А как? Да я половины не знаю! Как остановить то?
— Учись! Исстари русский добивался всего сам. С подсказками богов, ведьм и прочая. Но Сам. Ты уже многое приняла, не поняла, конечно, но это со временем. Помогу, чем смогу. Но богам запрещено своими силами вмешиваться в ход Яви. Можно просить Кощея, направлять, показывать, учить, но не влиять.
— Попробую.
— Делай. А теперь, выслушай просьбу помощника моего.
— Кто просить будет?
— Я Ниян, Гамаюн, рад видеть тебя в чертогах Нави.
Мне показалось я развернулась в прыжке. За нами стоял просто исполин. Железный великан, его голову венчала свинцовая корона, в руках сверкали огнем скипетр и меч. Видя мое смятение, Чернобог разъяснил:
— Он бог наказаний для всех злодеев, убийц, преступников против людей. Владетель Пекла. Сатаной не зови, обидится!
Ниян сверкнул глазами на своего патрона. Тот лишь улыбнулся.
— Меня еще называли повелителем мучений. Мы никогда не могли примириться с тем, что те, кто жили беззаконно, не по совести, обманывая друг друга, грабя своих ближних, могли остаться безнаказанными. Я тот, кто мстит после смерти. Помнишь, как говорят? Что отомстится, отольется злодеям не на этом свете, так на том.
— Забавно, не представляла, что встречусь с…
— Меня забыли, я не самый желанный бог, нашего пантеона. Я не в претензии. Каждый раз, когда люди произносят, что-то типа «покоя тебе на том свете не будет» они вспоминают меня.
— Запомню, будет моей любимой фразой… Так что ты хочешь от меня?
— Мой суд здесь, Гамаюн. Твой суд в Яви.
— Есть такое.
— Я прошу защиты достойных….
Что-то более древнее, чем я сама говорило во мне, не злое и не доброе, мудрое, наверное.
— Говори, бог.
— Судья, в Яви у меня были дети. От них остались слабые потомки. Человек. Последний из них был в плену. Война, это горечь и ненависть. Но даже в этом для воина есть честь.
Есть среди этой тьмы и крови, надежда и честь. Есть и те, кто мысль превратил в ад. Она не ушла с Большой войны. Затаилась, по подвалам и закоулкам. Этой мыслью отравили Сварожье солнце. Суд над ними после смерти будет
