— К рыночной площади вернись, и поезжай по большой улице до первого колодца. Там свернешь направо, и до конца. Там вывеску и увидишь.
Поблагодарив старика, Эш поспешил к Хэну.
Миновав большой колодец, у которого обменивались сплетнями женщины, он помчал в переулок.
Широкая грунтовая дорога здесь странным образом сужалась, дома становились все ближе друг к другу и, наконец, две стороны переулка сомкнулись, соединенные кузнечной лавкой.
Приставив высокую деревянную лестницу к стене, очень крепкий и широкоплечий мужчина закрашивал вывеску белой краской. В одной руке он держал большую кисть, а в другой — два маленьких ведерка.
Эш остановил мерина. Звать кузнеца сейчас, когда он балансирует на перекладине с краской в руках, ему показалось не самой лучшей затеей. А между тем широкоплечий окунул свою кисть в другое ведерко и, насвистывая, принялся поверх свежего белого фона трясущейся рукой выводить название.
Сначала у Эша удивленно поползли брови на лоб. Но потом кузнец подправил первую букву, поставил восклицательный знак в конце и громко прочитал вслух:
— «Куй!»
Он обернулся на всадника, демонстрируя свое широкое, губастое и носатое лицо. И спросил:
— Что? Хороша вывеска? «Куй!» И бодро, и сразу все понятно. Да?
Эшу оставалось только согласиться.
— Да… Бодро — это факт.
— А не будут ничего покупать, я чуток ее подправлю и напишу — «Куй со мной!»
— Лучше уж тогда — «Да и куй с вами», — предложил Эш.
Кузнец сначала непонимающе уставился на парня, а потом так внезапно и страшно захохотал, что Полудурок испуганно дернул ушами и попятился.
— Ну ты сказал!.. — громыхал кузнец. — Аххахаха! А я запомню, мне твоя мысль понравилась!.. Точно, вот так я и напишу!
— Ты — Хэн? — спросил Эш.
— Ну да, а кто ж еще…
Он спустился с лестницы и небрежно толкнул покосившуюся дверь.
— Заходи. Тебе надо, чтоль, чего?..
Эш спешился и заглянул внутрь.
По всей видимости, когда-то здесь действительно была кузнечная лавка. И, возможно, даже совсем недавно. Но сейчас об этом напоминали только изрубленный в щепки прилавок и сломанная стойка для оружия, валявшаяся посреди темной комнаты.
— Мне бы клетку птичью.
Хэн не удивился.
Он толкнул заднюю дверь, и взгляду Эша открылся дворик с кучей хлама посредине. Подхватив какой-то предмет одной рукой, Хэн вернулся обратно в лавку.
— На. Кривая маленько, но если не безрукий — подправишь, — сказал он, всучив Эшу покосившееся птичье жилище.
Это была тонкая работа. Когда-то. До тех пор, пока кто-то не смял сетчатый купол клетки внутрь — ногой или кулаком.
— Но я не умею такие вещи делать. У меня не получится ровно и хорошо, — заметил Эш.
— У меня тоже, — сказал кузнец, зыркнув на своего нечаянного покупателя исподлобья. — Видишь?
Он поднял правую руку, демонстрируя, как она ходит ходуном.
— Ничего в них не держится, как следует. Еще с неделю работать не смогу, — с досадой проговорил Хэн. — Так что хочешь — бери, не хочешь — оставляй…
— Сколько?
— А сколько можно попросить за сломанную вещь? — криво усмехнулся кузнец.
— Беличий хвост возьмешь за нее?
Хэн фыркнул.
— Лучше не надо, а то город без скорняка останется.
— Ты не в ладах с ним?
— Если желание утопить человека в его собственном вонючем говне называется «не в ладах», то да. Тогда мы с ним… не в ладах, — ответил Хэн.
Эш вытащил из кармана оставшиеся медяки.
— А монет у меня мало совсем…
— Сойдет, — кузнец выгреб своей лапой у Эша из ладони все, что там было. Потом зыркнул на него из-под мохнатых бровей, поднял клетку с пола, повертел в руках. И, зажав днище сапогами, подцепил пальцем кольцо на своде и плавно вытянул смятую часть наружу.
— На вот, так лучше будет. Все равно криво, конечно…
Эш присел к клетке и выпустил в нее свой подарок для Бэл.
— Ох ты ж, — удивленно вскинул брови Хэн.
Он тоже присел на корточки к клетке, разглядывая зверька.
Его белоснежный мех поблескивал на кончиках, как битое стекло на солнце или начищенное серебро, круглые черные глазки-бусинки испуганно смотрели на людей.
— Ишь ты, блестящая какая, — сказал кузнец, качая головой. — Слышать-то я о них слышал, а вижу в первый раз. Думал, привирают… А она вон какая, значит…
— Ладно, поеду я, — сказал Эш кузнецу и накинул на клетку тряпицу, в которой зияли дыры от острых зубов и кровавые отметины прокушенных пальцев.
Хэн махнул ему рукой на прощанье и скрылся в задней двери своей разломанной лавки.
А Эш поспешил к аптекарю, отдал змей, договорился о новом заказе на следующую неделю и помчал к скорняку.
Достопочтенный Ума к тому времени уже был у себя дома и, судя по женским крикам, доносившимся из раскрытого окна, воспитывал жену. Он так и вышел к Эшу с плетью в руках, взмыленный и злой. Мальчишки, до сих пор невозмутимо игравшие в палисаднике в стигматиков, при виде скорняка бросились наутек.
— Чего надо? — рявкнул тот на парня.
Но, увидев товар в его руках, тут же смягчился.
А пока скорняк щупал добычу, деловито осматривая каждую белку и нахваливая меткость охотника, Эш краем глаза увидел, как на них сквозь опущенную занавеску посматривает растрепанная молодая женщина, одетая только в нижнюю сорочку.
Парень отвернулся.
Ему вдруг подумалось, что если Хэн все-таки решит утопить этого кожемяку в говне, Эш не станет ему мешать.
Ума отсчитывал деньги медленно, расставаясь с ними с явной неохотой, хотя купленный товар в виде выделанных шкур должен был принести ему вдвое больше.
Наконец, скорняк забрал мех и ушел к себе, а Эш, ставший богачом с семью минами в кармане, повернул к дому Бэл.
Наконец-то.
Мысль о том, что сейчас Бэл ждет его, заставляла Эша улыбаться против воли.
Тем временем солнце спряталось за крыши домов, отсвечивая в небо красно-оранжевым. Горожан на улицах осталось мало, только возле колодцев и питейных наблюдалось заметное оживление. Женщины заглушали свою тоску домашними хлопотами и сплетнями о тех, кому, бесспорно, было гораздо хуже, чем им самим.
Мужчины заливали ее можжевеловой настойкой и драками — вместо того, чтобы обсуждать, иногда гораздо приятней просто сделать кому-нибудь хуже собственными руками.
Эш старался не вглядываться в лица и не вслушиваться в голоса, чтобы усиленным чутьем не ловить чужих эмоций, и это немного помогало.
