психологических последствий деятельности операторов БПЛА позволяют отследить, какие воздействия могут негативно сказываться на внутреннем состоянии военнослужащего. Однако сами по себе они не являются факторами, которые влияют на формирование личного морального опыта комбатанта. Скорее цепочки и сети сенсорных взаимодействий запускают более сложные когнитивные процессы рефлексии. В частности, любое нарушение или задержка в работе оборудования может привести к неправильной оценке боевой ситуации и, как следствие, неправильному решения по ликвидации цели. Ответственность за ошибочное решение будет нести сам оператор, который постоянно ощущает свою выключенность из прямого боестолкновения. Несмотря на то что беспилотные воздушные комплексы постоянно развиваются, полностью исключить человеческий фактор в процессе принятия решения о совершении насильственных действий на данный момент невозможно. О чем красноречиво свидетельствуют воспоминания полковника ВВС США Томаса Маккерли: «„Хищник“ — это дистанционно управляемый аппарат, работающий в постоянной взаимосвязи с человеком. Он ничего не может сделать без прямой команды человека. Самолет не может произвести выстрел без того, чтобы пилот не нажал на гашетку. Уничтожение цели возможно лишь после того, как пилот вначале выполнит длинный список требований правил применения оружия, а затем получит официальное разрешение открыть огонь».[517] Последним, кто нажмет на «спусковой крючок», будет оператор дрона, а значит, ответственность за последствия и оценка собственных действий лежат полностью на нем.
Моральные травмы (moral injury) операторов БПЛА
Моральная травма (moral injury) — это относительно новое понятие, пользующееся все большей популярностью в научном сообществе. В исследовании «Moral Injury and Moral Repair in War Veterans: A Preliminary Model and Intervention» Бретт Литц с группой авторов определяет моральную травму как «длительное психологическое, биологическое, духовное, поведенческое и социальное воздействие после совершения преступления или нахождения в ситуации неспособности предотвратить преступление, а также пребывания в вынужденных обстоятельствах быть свидетелем действий, которые нарушают глубоко укоренившиеся моральные убеждения».[518] Таким образом, моральную травму человек может нанести себе только самостоятельно, ведь это осуществимо при несовпадении внутренних ориентиров с внешними обстоятельствами. По данным исследования Натана Штейна,[519] боевые действия, сопряженные с нанесением моральной травмы самому себе, были в значительной степени связаны с различными аспектами вины и тяжестью переживаний ситуации насилия. Для ветеранов боевых действий моральная травма также может быть связана с депрессией, тревогой, стыдом, потерей самоуважения, экзистенциальными и духовными проблемами, такими как потеря смысла и конфликт с собственной нравственностью.[520]
Моральная травма отличается от посттравматического стрессового расстройства. В то время как ПТСР относится к долгосрочным психологическим последствиям переживания момента экзистенциального ужаса смерти (страх за свою жизнь), моральная травма коренится в чувствах и ощущениях (стыд и вина), которые человек испытывает, осуществляя рефлексию причиненного им вреда другим людям. Таким образом, несмотря более низкий уровень ПТСР среди операторов американских беспилотников[521] (на фоне военнослужащих, которые подвергаются непосредственному физическому воздействию в зоне боевых действий), из этого не следует, что риск моральной травмы также низок.
В ключевой статье «Drones, Risk, and Moral Injury», освещающей проблему проживания личного морального опыта операторов БПЛА, Кристиан Энемарк выделяет три причины, по которым операторы беспилотников рискуют получить моральную травму при дистанционном убийстве.[522] Первая причина связана с традиционным представлением о том, что проживание комбатантами тревоги за собственные жизни дает им моральное право причинять вред другим. Операторы дронов изолированы от прямого физического воздействия, а значит, они лишены возможности морального оправдания собственных насильственных действий. Вторая причина связана с постоянным и быстрым переходом операторов беспилотников между миром насилия и повседневной реальностью, между военной и гражданской идентичностью. Третья причина связана с тем, что мощная видеокамера и другие датчики БПЛА способны очеловечить потенциальную цель на экране монитора и, таким образом, увеличить моральный гнет совершения насилия с помощью беспилотника, по сравнению с другими формами устранения противника на расстоянии (снайперский выстрел, бомбардировка, минирование территории). Уделим внимание каждой из представленных причин моральной травмы операторов дронов.
Физический риск и моральное дозволение. В обыденной жизни убийство человека любым из доступных способов запрещено, большинство из нас в этом глубоко убеждены. Однако возможны ситуации, когда убийство совершается от имени социума, такое происходит в ходе исполнения приговора о смертной казни осужденного, а также в ходе военных операций, которые санкционированы и одобрены со стороны сограждан. Восхищение храбростью и отвагой военнослужащих бывают вызваны не только фактом защитой Отечества от врагов, но также и тем обстоятельством, что солдаты и офицеры ежедневно подвергают собственную жизнь огромному риску. Согласно Мартину Куку, военнослужащие-добровольцы «живут в уникальном моральном мире», они заключают с государством контракт особого вида. Ключевым пунктом такого контракта является принятие на себя «обязательства подвергать свою жизнь и здоровье серьезной опасности», а также неукоснительно подчиняться «требованиям убивать других людей».[523] Развивая тезис Мартина Кука, Кристиан Энемарк подчеркивает критическую важность того, что в отношениях между комбатантами, на любой стороне конфликта, общим для них является потенциальная готовность пожертвовать собой на благо Родины. Каждый из противников на поле боя телесно заинтересован в одном и том же поединке не на жизнь, а на смерть. Эта взаимная готовность рискнуть собственной жизнью, является тем, что «покупает» разрешение на насилие, иными словами, в обмен на готовность быть убитым дается «лицензия на убийство». Согласно Энемарку, из этого следует, что если предполагаемый оператор БПЛА не является потенциальной жертвой травмы, ранения или смерти, то ему/ей становится недоступна подобная оправдательная механика убийства неприятеля на войне, что впоследствии может стать причиной моральной травмы.
Мир войны и мир повседневности. Второй возможной причиной нанесения себе моральной травмы может стать обстоятельство неоднократной передислокации оператора дрона из мира насилия в мир повседневной рутины. В статье Тимоти Кудо отмечается, что среди ветеранов боевых действий переход от военной к гражданской жизни вызывал мучительные переживания фрагментации или расщепления идентичности.[524] В подобной ситуации «Я» солдата разрушается из-за неспособности совместить свою военную идентичность (и насильственные действия в ходе несения военной службы) с гражданской идентичностью (и социальными дискурсом ненасилия).
Когда оператор БПЛА убивает, он совершает поступок, которому нет места в мирной жизни. Однако по завершении боевого дежурства оператор возвращается в общественный дискурс, моральные требования которого осуждают любое насилие. Служба оператора беспилотника отличается от службы военнослужащего, который, находясь за границей в течение длительного периода времени, имеет устоявшееся ассоциативные связи и паттерны поведения уже в ином, враждебном мире. Эрнандо Ортега в своей работе указывает факт того, что обычные военнослужащие, отправляясь к месту несения службы или же возвращаясь домой, имели временной буфер между зоной боевых действий и мирной жизнью. Этот переходный период позволял им сделать передышку
