— Я просто поддался атмосфере кануна Дня благодарения. Глупо с моей стороны, Пьер. Дайте нам лучшее, что у вас есть, которое, — добавил он, когда Пьер быстро отошел, — возможно, окажется vin ordinair.[132]— И Эллери засмеялся.
Что-то тут ужасно не так, подумала Никки, интересуясь, сколько Эллери понадобится времени, чтобы снова стать самим собой.
Это произошло сразу же после peches flambeaux[133]и demi-tasse.[134]Вернее, произошли две вещи. Одна касалась официанта, а другая — Клотильды.
Официант выглядел смущенным. Протягивая Эллери l’addition,[135]он одновременно бросил свежую салфетку ему на колени. Эта странная non sequitur[136]разбудила дремлющие чувства мистера Квина. Но он ничего не сказал, а всего лишь ощупал салфетку, обнаружил в ее складках нечто твердое и плоское, извлек это и не глядя сунул в карман.
Что касается кассирши, то она также казалась смущенной. Расплачиваясь, Эллери бросил на столик двадцатидолларовую купюру. Клотильда отсчитала сдачу, любезно осведомилась, как месье и мадемуазель понравился обед, и недодала десять долларов.
Эллери едва успел указать ей на это досадное незнакомство с американской денежной системой, когда перед ним внезапно возник толстый, маленький человечек и затарахтел по-французски.
— Mais monsieur Fouchet, je fais une meprise…[137]
— Bkte a manger du foin — silence![138]— И месье Фуше кинулся к Эллери, почти плача. — Месье, такого раньше никогда не случалось! Даю вам слово…
На какой-то момент Никки с испугом подумала, что Эллери собирается предъявить месье Фуше для обследования то, что лежит у него в кармане. Но Эллери всего лишь улыбнулся, любезно принял недостающие десять долларов и спросил адрес мамаши Кери. Месье Фуше всплеснул руками, куда-то убежал и вскоре вернулся, передав им грязный листок бумаги с адресом и бормоча по-французски. На улице Эллери и Никки направились к «дюзенбергу», изображая послеобеденное удовлетворение, ибо в окно за ними наблюдали месье Фуше, Клотильда и длиннолицый Пьер.
— Эллери, что…
— Не сейчас, Никки. Садитесь в машину.
Никки нервно оглядывалась на три галльские физиономии, пока Эллери пытался завести «дюзенберг».
— Чертов аккумулятор! Так и знал, что не заведется! — Эллери выпрыгнул в снег и начал вытаскивать корзину. — Забирайте остальное и выходите, Никки.
— Но…
— Такси! — Стоящее в нескольких ярдах от ресторана такси рванулось вперед. — Водитель, заберите корзину и все прочее. Никки, садитесь в такси!
— Вы оставите здесь вашу машину?
— Мы можем забрать ее позже. Чего вы ждете, водитель?
Шофер выглядел усталым.
— Не рановато ли вы начали отмечать День благодарения? — осведомился он. — Я не ясновидящий. Куда ехать?
— Никки, где записка, которую дал мне Фуше? А, вот она… В Истсайд, водитель. Генри-стрит, 214-Б.
— Не хотите нарисовать мне план? — буркнул водитель, нажимая на стартер.
— Ну, Никки, давайте посмотрим на маленький подарок Пьера.
Это был белый бумажный пакетик. Эллери развернул его.
Внутри оказалось большое количество белого кристаллического порошка.
— Похоже на снег, — хихикнула Никки. — Что это?
— То, на что оно похоже.
— Снег?[139]
— Кокаин.
— Это самый паршивый район, — заметил водитель. — Здесь все может случиться. Помню, однажды…
— Очевидно, Никки, — нахмурившись, сказал Эллери, — я случайно произнес в разговоре с Пьером какой-то пароль.
— Он подумал, что вы наркоман! Значит, ресторан Фуше…
— Место хранения и распределения наркотиков. Интересно, что именно я сказал Пьеру… А, вино!
— Не понимаю, — пожаловался водитель.
Эллери бросил на него сердитый взгляд. Водитель обиженно отвернулся и посигналил пожилому китайцу в черной соломенной шляпе.
— «Шато д'Икан», Никки. Это был пароль! Конечно — жемчуг в хлеву…
— Я поняла, что там что-то не так, с той минуты, как мы туда вошли, Эллери.
— Хм… Мы передадим подарки миссис Кери, а потом вернемся и попросим папу заняться рестораном месье Фуше.
— Увидите, как инспектор сразу же наплюет на простуду, — засмеялась Никки. Внезапно она прекратила смеяться. — Эллери… по-вашему, это как-то связано с мамашей Кери?
— Чепуха, Никки.
Но для ее босса это был день неудач.
* * *
Когда они прибыли к дому 214-Б на Генри-стрит и постучали в дверь квартиры 3-А, им ответил такой дрожащий голос, что Никки сразу заподозрила неладное. Затем послышались странные скользящие звуки. Дверь открыли не сразу.
Никки закусила губу и робко покосилась на Эллери. Он нахмурился.
— Кажется, она не рвется заполучить вашу индейку, — заметил шофер такси, который притащил из машины тыквенный пирог и бутылку калифорнийского вина — одно из вдохновений мистера Сисквенки. Эллери принес корзину, а Никки — остальные мелочи. — Моя старуха померла бы со смеху…
— Я предпочел бы, чтобы на ее месте оказались вы, — сердито прервал Эллери. — Когда она откроет дверь, просуньте внутрь пирог и бутылку, а потом ждите нас в машине.
Но в этот момент дверь открылась, и они увидели маленькую круглолицую старушку с розовыми щеками, даже отдаленно не походящую на индианку.
— Мисс Портер!
— Здравствуйте, мамаша Кери.
В маленькой бедной комнатке чем-то пахло. Но это был не запах нищеты — комната была почти противоестественно чистой. Эллери едва слышал щебетание женщин — он был слишком поглощен использованием глаз и носа, казалось напрочь забыв о Массаоите и вампаноагах.
— Никки, — резко сказал Эллери, когда они вернулись в такси, — вы, случайно, не помните старую квартиру мамаши Кери?
— На Орчард-стрит? Да, а что?
— Сколько там комнат?
— Две — спальня и кухня.
