приказывает нам остановиться и подойти к рингу. И дураку понятно, что сейчас будут спарринги. Первыми внутри оказываются Пантифик и Кит. Пока они пытаются уложить друг друга на лопатки, я наблюдаю за Келлером. Он не сводит взгляд с ринга. Как только Киту удается одолеть Пантифика, на ринг поднимаются следующие, и в этот момент Келлер поворачивает голову в мою сторону. Пару мгновений мы смотрим друг на друга, специально распускаю хвост и собираю его снова. Как сказал Келлер, ему нравятся мои волосы? Пусть полюбуется. Командир внимательно следит за моими движениями, и как только я затягиваю хвост на макушке, Келлер отворачивается. Когда очередь доходит до меня, моим спарринг-партнером, естественно, становится Хьюго. Рыжий выше меня на голову, да и вообще в нашей команде я самая мелкая. Отбиваю первый удар, но второй – подножка – валит меня на спину. От падения вышибает дух, и на мгновение я прикрываю глаза.
Хьюго улыбается и подает мне руку.
– Да ты сама галантность, – произношу я, принимая его конечность.
– У нас зрители.
Поднимаюсь, встаю в стойку и уже через пару ударов сердца снова лежу на ринге. В этот раз Хьюго вообще позволяет себе хохотнуть.
– Брукс, не витай в облаках, – говорит Келлер ледяным тоном.
Вставая, нахожу его взглядом и, пожав плечами, говорю:
– Не могу.
– В чем причина?
– Это по работе, – серьезно произношу я, пожимаю плечами и продолжаю. – Видите ли, командир, из головы не выходит одно тату.
Выражение лица Келлера меняется всего на одно мгновение. Я его зацепила. С трудом сдерживаю улыбку. Мне нравится его дразнить. Ой как нравится. Весь этот холодный неприступный панцирь всё же дал трещину. Кто бы мог подумать.
– В бой! – командует Келлер, но я вижу, как уголок его губ приподнимается вверх.
Понял, значит, о каком тату идет речь.
Ловлю взгляд Синтии, он тяжелее самой огромной тучи. О, Боже, ну этого мне не хватало. Нравоучений от девушки, у которой, кажется, аллергия на отношения, даже если эти отношения не её.
Хьюго валит меня на маты ещё три раза, и Келлер отпускает его. Командир отряда сам забирается на ринг, встает в стойку напротив меня и говорит:
– Брукс, соберись.
– Я стараюсь.
– Плохо стараешься.
Отбиваю пару ударов Келлера, он одобрительно кивает. Подныриваю под его рукой и пытаюсь поставить подножку, но лечу на ринг.
– Ты можешь лучше.
Встаю и, когда Келлер оказывает ко мне достаточно близко, тихо, так чтобы слышал только он и, возможно, вездесущая Синтия, спрашиваю:
– Как насчёт того, чтобы закончить начатое?
Глаза Келлера расширяются, а губы слегка приоткрываются. Он замирает, так и не нанеся мне удар. Это-то мне и нужно. Перевожу взгляд на его губы, он делает то же самое. Подныриваю ему за спину и четким движением валю его на ринг, он тут же перекатывается на меня и, смотря в глаза, говорит:
– Уловка удалась.
Запыхавшись, вскидываю брови вверх.
– Это вовсе не уловка, – говорю я как можно тише и скидываю Келлера с себя.
Поднимаемся на ноги, вот только в этот раз я на него не смотрю, но чувствую пару тройку брошенных взглядов в мою сторону. Я знаю о чём он думает. Правду ли я говорю или это очередной обман? Вот так-то мистер Закон и Порядок, флирта от меня ты раньше не видел и не знаешь, как его распознать.
– Тренировка окончена, – говорит он. – Все по комнатам.
Спускаюсь с ринга и с видом победительницы направляюсь к выходу.
– Брукс, – окликает меня он.
Подавляю улыбку и оборачиваюсь. Мы остаёмся одни, но нас разделяет расстояние в половину спортивного зала. Келлер по-прежнему стоит на ринге.
– Мы закончим тату, – говорит он.
Ой, малыш, как это мило с твоей стороны.
– Боже, Келлер, я говорила не о тату.
И вот тут я вижу его улыбку. Настоящую, широкую и она достигает даже его глаз. В этот момент он становится очень похожим на старшего брата. Не даю ему ничего сказать, разворачиваюсь и бросаю через плечо:
– Сладких снов, Келлер, кажется, я даже знаю, что тебе сегодня приснится.
Не дожидаюсь ответа и теперь не только с видом, но и с чувством победы выхожу из зала. В крови бурлит адреналин. Чувствую себя максимально живой. Мне нравится это игра, тем более, когда в неё играют двое.
Когда я жила в доме отца и ходила в одну из самых дорогих школ нашего города, я постоянно использовала флирт, это нравилось мне до одури. Видеть то, как парни растекаются перед тобой и ловят каждое слово, – божественно. Но наблюдать за холодным Келлером, как на его ледяном панцире трещит самообладание – бесподобно.
Два дня пролетают как одно мгновение. Я продолжаю дразнить Келлера и каждый раз мне приходится начинать всё сначала. Но мои труды стоят того, чтобы увидеть в его голубых глазах неподдельный интерес к моей персоне.
Через два дня после рождения Доминика, ближе к вечеру, меня находят двое черных. Сижу в пустующей столовой и уплетаю остатки еды. Это первый раз за день, когда я удосужилась поесть. Как оказалось, заботы о Доми легли не только на плечи сестры и мамы, но и на мои тоже. Даже Лари достается, несмотря на то, что он вернулся только вчера.
– Александрия Брукс? – спрашивает один из них.
– Я.
– Вас к себе вызывает полковник Келлер.
– Когда?
– Сейчас же.
Не удосуживаюсь унести тарелку, незамедлительно следую за военными. В голове проносится куча мыслей. С последнего разговора я полковника не видела. Лишь издалека, но мы больше никогда не разговаривали. Келлер сказал, что меня зачем-то внесли в список, и думаю, что именно об этом пойдет речь.
С каждым шагом нервозность только возрастает. В обществе полковника вообще невозможно расслабиться, а когда она вызывает тебя к себе, и вовсе колени начинают дрожать.
Военные останавливаются за дверью и встают по бокам от неё, повернувшись спиной к стене и сверлят взглядом противоположную. Вспоминаю военных Закари Келлера, они вели себя точно так же, я разбила витрину, а они даже глазом не повели.
Стучу и тут же слышу голос полковника.
– Войди.
Толкаю дверь и попадаю в мир серости и чопорности.
– Полковник Келлер, вызывали?
Полковник сидит за столом, что-то пишет в блокноте, поднимает вверх руку, и я замолкаю. Так проходит около пяти минут. Стою и жду. Другого мне не остается.
Полковник откладывает в сторону ручку и поднимает на меня взгляд.
– Александрия, как поживаешь?
– Хорошо.
– Это радует, – говорит полковник, но радости в её голосе, естественно, нет. Женщина кивает на большую коробку на столе
