сделать умному человеку, особенно если у человека есть поддержка.
Во-вторых, я ведь что должен сделать — вот прямо сейчас? Правильно, обратиться к Андрею Николаевичу: спасите, помогите, бюрократы титула лишают!
И Андрей Николаевич, конечно, поможет.
И я ему буду бесконечно признателен.
А на чувстве признательности можно играть как на рояле. Который совершенно случайно оказался в кустах.
После совещания я поехал на «Мосфильм». Смотреть фильм, снятый по «Пикнику на обочине». Нет, это не премьера, это производственный показ. Серьёзные люди будут оценивать работу и решать судьбу фильма: пускать ли его на публику, и если пускать, то как: в каких кинотеатрах показывать, сколько сделать копий, тратиться ли на рекламу, и прочая, и прочая, и прочая. А приглашенные счастливчики (меня и девочек пригласил Аркадий Натанович) будут контрольной группой. Простыми советскими зрителями. По нашему поведению судят о реакции публики.
Зальчик небольшой, невзрачный, одно слово — производство.
Когда после фильма включили свет, стало ясно: не все из приглашенных оказались фильмоупорными.
Эх…
Аркадий Натанович хотел было позвать нас в ЦДЛ, но девочки, подхватив его с обеих сторон, настояли на «Москве» — у нас-де и столик заказан, и вообще…
И мы поехали в «Москву», разгонять тоску, как говорила бабушка. К столику у пальмы.
— Ну, Чижик, говори слова, — сказала Ольга, когда официант разлил шампанское по бокалам.
Я встал, принял ястребиный вид и сказал:
— Сегодня мы видели рождение шедевра. Этого довольно, слова излишни. Ура, товарищи!
Нет, пил я не шампанское, но чувство было — словно оно.
— Вам… Вам в самом деле понравилось? — спросил Аркадий Натанович.
— Нет. Не понравилось. Но некоторые шедевры создают не для того, чтобы они нравились. Многим ли нравится «Герника»? А — шедевр. Вот и ваш фильм оттуда. С обратной стороны Земли.
— И как его встретят зрители?
— Фильм снят не для зрителей. Думаю, любители фантастики, те, кто читал и перечитывал «Пикник», будут разочарованы. Кто-то не досидит и до половины: ждёшь всяких чудес, а тут ходят по пустырю кругами и разговоры разговаривают. Этого ли ждут от фантастического фильма? Нет, не этого ждут от фантастического фильма. Но кого-то фильм зацепит. Каждого десятого, или каждого двадцатого, предсказывать не берусь.
— То есть провал?
— По деньгам — очень может быть и провал. Но его же не ради прибыли снимали.
— Нет? А ради чего?
— Ради самовыражения и самоутверждения. Уверен, фильму присудят международную премию в Каннах, или где-то ещё, режиссер из мастера станет мастером международного класса…
— Он и так мастер международного класса, — перебила меня Ольга.
— Значит, станет международным гроссмейстером. Интерес к советскому кино возрастёт. И лет через десять, а, может, и через сто, будут говорить: как это они угадали?
— Что угадали?
— Мерзость запустения. Ведь фильм о грядущем падении Иерусалима. Не конкретного Иерусалима, а того, что под ним подразумевается. Великого Царства.
— Какого же? — продолжал допытываться Аркадий Натанович.
— Ясное дело, царства капитализма! Не социализма же! Обреченность мира эксплуатации, мира наживы, вот что показывает нам этот фильм в высокохудожественном виде. И никак иначе!
И уже я наполнил бокалы по второму разу.
Стало веселее.
— Да, фильм получился сложный, — сказал Аркадий Натанович. — Отнял сил, пожалуй, в пять раз больше, чем написание самого «Пикника». Или в десять, как считать.
— А вы напишите: взгляд авторов сценария на то, как создавался «Робинзон», — предложила Ольга. Когда говорит Ольга, это не просто совет постороннего, а именно предложение: вы напишете, мы опубликуем, читатели прочтут, и все довольны.
— Может, и напишем. Когда-нибудь. Как идёт съемка «Лунного Зверя»? — сменил тему Аркадий Натанович.
— На будущей неделе — озвучивание. Речевое, музыкальное, шумовое. Тебя, Чижик, это тоже касается, — напомнила Надежда.
— Сделаем, — сказал я кротко. За звук отвечает звукорежиссер, а они, звукорежиссеры, люди особенные. Не постеснялись бы и самому Моцарту указать, что вот здесь следует подкоротить, здесь — наоборот, удлинить, а это вовсе переписать наново. Музыкального материала у меня довольно, теперь речь идет о подгонке, как подгоняют в присутствии заказчика готовый костюм по фигуре в приличном магазине. Главное в этом деле, чтобы фигура заказчика присутствовала.
И костюм.
— Как это у вас ловко получается — расписание, график, сроки, — притворно удивился Аркадий Натанович.
— А как иначе? — непритворно удивились девочки. — Создание фильма, издание журнала, приготовление борща или строительство дома — всё это производство. Подписчик ждёт, что получит «Поиск» в первую декаду каждого месяца. Вынь да положь. Его не интересуют творческие терзания авторов, болезни редакторов, нехватка бумаги в типографии и прочие обстоятельства. И он совершенно прав. Если он исполнил свою часть договора, оплатил подписку, то мы обязаны исполнить свою: чтобы в его почтовый ящик своевременно попал журнал. Точка. Сначала этап тщательного планирования, затем этап тщательного следования плану.
— И что, в жизни всё гладко как на бумаге?
— Нет. Поэтому приходится в план включать зазоры. Амортизаторы для гашения непредвиденных обстоятельств. Это удорожает производство, снижает производительность труда, и потому борьба с непредвиденными обстоятельствами — важная часть любого производства. В случае журнала — создание портфеля намеченных к печати произведений, возможность использование других типографий, всякие другие премудрости и секреты.
Я отдавал должное украинскому борщу с пампушками, проголодался, и о других премудростях и секретах помалкивал. Хотя мог бы и сказать. В издании журнала очень помогает доброе отношение председателя совета министров, нет, вот так: Председателя Совета Министров Алексея Косыгина. Отличным подспорьем была благосклонность нашего автора, Леонида Ильича. Товарищ Стельбов в процесс не вмешивается, но все контрагенты понимают: он может вмешаться, да так, что мало не покажется.
Личные отношения тоже помогают. Маленькие презенты из дальних стран, совместные обеды, помощь в устройстве в хорошую больницу, и так далее, и так далее — в нашей жизни немало способов сделать жизнь других немного приятнее. За что
