мускулистой формы и подчеркивая каждый рельеф или шрам.
В любой другой момент я могла бы пожелать заморозить время. Он был похож на картину. Красивый, но в то же время интересный, каждый участок кожи шептал о другой истории, другом прошлом.
Странное, иррациональное, непреодолимое желание подойти ближе, прикоснуться к нему нахлынуло на меня волной, разбиваясь и затем милосердно стихая.
Я сглотнула и отогнала эти мысли.
— Встань на колени. Я сяду позади тебя.
Он повиновался, каждое движение было медленным и скованным. Это так болезненно отличалось от его обычной грации. Он встал на колени у края кровати и прислонился к ней, скрестив руки на покрывале.
Я села позади него. Вблизи раны выглядели еще хуже.
Я выпустила шипение сквозь зубы. С какого места мне начать их зашивать?
— Звучит многообещающе, — сказал Райн.
— Мне просто… мне жаль, что я собираюсь сделать с тобой.
— Твои манеры такие деликатные, как я и ожидал, я рад.
Я не улыбалась.
Я порылась в сумке с медикаментами. У Мише здесь было все: дезинфицирующие средства, иглы, нитки, бинты, даже маленькие шины. Я вытащила дезинфицирующее средство и надеялась, что оно каким-то образом усилено магией.
— Тебя нужно предупреждать? — спросила я.
— Наверное, нет, ЧЕРТ.
Его руки сжимали покрывало, пока я выливала дезинфицирующее средство на его спину.
— Я подумала, что сейчас ты меньше всего этого ожидаешь.
— Ты правильно поняла, — буркнул он.
Я нанизывала иглу, рассматривая его раны. Я чувствовала, что готовлюсь к совершенно другому испытанию.
Испытания. При мысли об этом слове у меня сжалась грудь. Вампиры исцелялись намного, намного быстрее, чем люди. Но… черт, как он мог соревноваться в таком состоянии?
— Ты должна поговорить со мной, — сказал Райн. — Будет долгий разговор. Тогда тебе будет так же больно, как и мне.
Я подавила смех, хотя быстро попыталась замаскировать его под насмешку.
— Я должна накладывать тебе швы и говорить с тобой?
— И без предупреждений, — сказал он.
Поэтому я не дала ему ничего из этого, когда начала накладывать швы.
Все его тело напряглось. Покрывало сдвинулось, когда он крепче прижался к нему.
— Ты в порядке? спросила я.
— Определенно «в порядке».
— По крайне мере ты жив.
— Рад, что у тебя такие высокие стандарты. — Потешался он.
Я не хотела спрашивать. Но мне пришлось, хотя я уже ненавидела ответ, который, как я знала, меня ожидал.
— О чем они тебя спрашивали?
— Спрашивали. Ты говоришь это так вежливо… черт. — Он шипел, пока я делала очередной стежок. — Они хотели знать, что я знаю о нападении. — Его голос приобрел преувеличенно плоскую, жесткую окраску, подражая голосу Джесмин. — Симпатизировал ли я делу ришан? Знал ли я о нападавших? Вызывал ли я раньше демонов Ночнорожденных? Знаю ли я об организованном ришанском восстании? В основном, они хотели знать, я ли уничтожил этот чертов Лунный Дворец.
Правда? — почти спросила я. Слова Винсента эхом отдавались в моих ушах. У меня было мало причин доверять Райну.
Но я не сказала этого вслух. Не сказала, потому что уже знала, что ответ — нет, и уже знала, что верю ему. Даже если Винсент считал меня дурой.
— Ты сказал, что не думаешь, что это работа ришанцев.
— Нет. Не думаю.
— Почему?
— Ришанцы больше не организованы. Твой дорогой отец проделал прекрасную работу по их сокращению за последние несколько столетий. Они не смогли бы собраться с силами, чтобы сделать это.
Они. Не мы. Но тогда я не видела, чтобы Райн разговаривал с кем-то из других ришанских участников. Не то чтобы это было необычно. Вампиры были территориальными и недружелюбными существами. Черт, большинство вампиров хиаджи тоже не разговаривали друг с другом.
— Я сказал им об этом, — усмехнулся Райн, затем схватился за руки, пальцы снова сжались. — Похоже, они мне не поверили.
Я посмотрела на раны перед собой. Нет, не поверили. Они не верили ему часами, очень долгими часами. Они не верили ему, по моим подсчетам, десятки и десятки раз.
Я решила сообщить ему хорошие новости, потому что он, вероятно, нуждался в них.
— Министер принял просьбу Мише.
— Он что? — Он напрягся, как будто он инстинктивно хотел повернутся, чтобы посмотреть на меня, но ему пришлось остановить себя.
— Ниаксия, должно быть, передумала.
Он испустил долгий вздох — настолько облегченный, что даже не вздрогнул при следующем стежке.
— Ты это сделала, — сказал он наконец.
Я моргнула. Он думал обо мне лучше, чем я предполагала, раз так быстро пришел к такому выводу. Это было… трогательно.
— Нет, — сказала я. — Может быть, они поняли, что это просто имело наибольший смысл.
— Ты ужасная актриса. — Я слышала улыбку в его голосе. Достаточно теплая, чтобы унять жжение в правой руке. Почти достаточно теплая, чтобы заставить меня забыть о том, как губы Министера прижались к моей коже.
— Мы можем отвести ее куда-нибудь, когда солнце сядет, — сказала я.
— Я что-нибудь придумаю. Надеюсь, она будет слишком сонлива, чтобы спорить.
Еще три шва. Мне пришлось сделать паузу, чтобы вытереть руки выброшенной рубашкой Райна, оставив красно-черные пятна на немногих оставшихся чистых участках.
Райн сказал тихо, как будто не хотел говорить:
— Я не видел ее такой очень, очень давно.
— Ее раны уже начинают заживать.
— Я беспокоюсь не об этом. Это…
Он запнулся. В тишине мучительные слова Мише эхом отдавались в моей голове.
Он бросил меня. Я звала и звала, а он не приходил.
Только сейчас до меня дошло, что она говорила не о Райне.
— Ты знаешь, что она пыталась сделать, когда мы нашли ее? — сказал он, голос его был полон тихого гнева. — Она пыталась призвать Атроксуса. Ее магия подвела ее, и она не смогла ее вернуть. Она была там с этими демонами и этим чертовым Ночным огнем, умоляя своего бога о помощи. Если бы она умерла там, последним, что она услышала бы, было бы его молчание.
Его пальцы сжались на ткани, когда я делала очередной стежок.
— Я говорил ей, что это случится. Ей было больно каждый раз, когда она использовала эту магию. И я сказал ей, я, черт, сказал ей, что однажды он перестанет отвечать. Что Бог Солнца не позволит одному из детей Ниаксии… — он с отвращением выплюнул это слово. — использовать свою силу. Но она просто…
Ожоги на руках Мише. Годы и годы. Внезапно многое приобрело печальный, нездоровый смысл.
— Как она вообще смогла это делать? — спросила я. — Владеть этой магией?
— Она была жрицей. Раньше. Когда она была человеком.
Мои брови вскинулись.
— Жрица Атроксуса?
— М-хм. В Пачнае. Она приехала сюда для какой-то
