Как уже было отмечено, в политической полиции считали печать и земские собрания (т.е. площадки формально публичные и легальные) в наибольшей степени распространяющими «либеральные» интерпретации. Однако не меньший ресурс, имевший черты публичного действия при непубличном (частном) формате, давали «либералам» в провинциальных сообществах «слухи» и «толки». Термин «толки» кажется в этой связи особенно важным – его использование в делопроизводственной переписке подтверждает справедливость высказанного выше предположения, что «либералы» беспокоили политический сыск именно в связи с постоянным «перетолкованием» (говоря другими словами – переинтерпретацией) властных интерпретаций715.
В сентябре 1900 г. начальник Черниговского ГЖУ писал о закрытии губернатором детского отделения местной общественной библиотеки, открытой «без надлежащего разрешения»: «Распоряжение о закрытии вызвало потрясающие действия, возбудило толки среди либералов о правах губернатора»716. В 1901 г. в том же Чернигове «обыск у Хижняковых» вызвал «всевозможные толки» среди либералов717. В марте 1903 г. отказ губернатора все в том же Чернигове рассматривать вопросы земского съезда мая 1902 г. в губернском комитете Особого совещания о нуждах сельскохозяйственной промышленности инициировал «среди либералов… разные толки»718. О циркуляции в обществе «тенденциозных разных вымышленных слухов», распространяемых «местными либеральными кружками» и «указывающих на слабость правительства совладать с революционным движением и успешность его развития», писал в декабре 1901 г. начальник Витебского ГЖУ. Далее он отмечал: «Так как они (слухи. – Л.У.) циркулируют в замкнутой среде и не имеют авторитетного опровержения, то… пользуются доверием и весьма способствуют тревожному настроению общества»719.
Донесения в Департамент полиции из охранных отделений содержали информацию о «слухах», которые используют «либералы» в качестве инструмента манипуляции настроением и деятельностью различных обществ, библиотек, союзов и товарищеских ужинов720. Начальник Санкт-Петербургского охранного отделения сообщал о заседании Союза писателей в ноябре 1897 г.: «Все речи были направлены главным образом против русской цензуры. Предварительно же был распущен слух, что правительство предрешило уже этот вопрос в утвердительном смысле»721. О том же союзе в августе 1899 г. в столичном отделении писали: «Имею честь сообщить нижеследующие сведения по поводу слухов о суде над Сувориным в Союзе писателей… Сотрудник “Сына отечества” Городецкий в одном из заседаний Союза писателей… поднял вопрос о суде над Сувориным и об исключении его из членов Союза… Далее, по одним версиям, Суворин потребовал третейского суда по поводу враждебных против него действий “литературного общества”… По другим версиям, суд касался литературной деятельности старика Суворина и вообще направления “Нового времени”, но возник он по желанию молодого Суворина, оскорбленного нападками на отца, и одного из главных сотрудников газеты Сыромятникова»722.
Начальник Московского охранного отделения С.В. Зубатов писал о роли слухов в жизни общества: «Техника агитации… всегда начинается распространением в среде студенчества каких-либо неизвестно откуда и кем пущенных и притом всегда враждебных правительственной власти слухов. По пословице “добрая слава лежит, а худая бежит”, слухи эти быстро распространяются, получая, по склонности человеческой природы к греху, почти всеобщее доверие. Противодействия и опровержения слухи эти обыкновенно не встречают»723.
Политический обзор начальника Екатеринославского ГЖУ за 1887 г. постоянно отсылает к «слухам» и «толкам»: «Циркуляр Министерства народного просвещения об ограниченном приеме в гимназию лиц, не имеющих соответствующих средств, вызвал толки, затем сетования на “несправедливость и незаконность распоряжения”… Вслед за сим был пущен слух, будто земство и город прекращают отпуск денег на гимназии, т.к. большинство плательщиков в земстве среднего и низшего класса, коим ныне “воспрещается образование детей в гимназиях” и т.п. … Закрытие Санкт-Петербургского, Московского, Казанского и Харьковского университетов послужило поводом к различным тенденциозным слухам и рассказам, наконец было объявлено об открытии Санкт-Петербургского университета и начатых лекциях, но… разнесен был слух (которому все поверили) будто лекции не начались, ибо профессора университета отказались от преподавания и разъехались… статьи газет, рассуждающие о предстоящем преобразовании земских учреждений, были поводом к возбуждению неудовольствия и толков»724.
Эта пространная цитата позволяет поставить вопрос о том, были ли «слухи» и «толки» составляющей частной жизни отдельных «либералов» и региональных «либеральных» сообществ в целом, или же эта составляющая, скорее, относится к публичному пространству Российской империи, ведь циркулировали «слухи» в том числе посредством легальных публичных институтов – общественных организаций (и их заседаний, собраний, лекций), самоуправления725 и печати.
Начальник Новгородского ГЖУ в политическом обзоре за 1890 г. писал: земская реформа «была воспринята населением в начале хотя и не без доверия, впоследствии не вызвала особого сочувствия благодаря появившимся газетным инсинуациям и кривотолкам местных политиков»726. Единственный раз в Московском ГЖУ связали местное самоуправление с «либералами» в том же 1891 г. и по тому же поводу – «либеральный лагерь» в земстве распускал «толки» по поводу введения земских начальников727. Спустя десятилетие, в сентябре 1902 г., начальник Черниговского ГЖУ сообщал в Департамент полиции о событиях в местном земстве: «Председатель черниговской уездной земской управы Д.Р. Тризна… предложил по примеру других земств обсудить существенные дополнительные вопросы (постановления московского земского съезда мая 1902 г. – Л.У.). Прочтение Тризной выработанных им вопросов вызвало огромное оживление в собрании… Быстро разнеслась весть о сказанном совещании и о принятых вопросах, предложенных Тризной, либералы ликуют – а преданные правительству лица смущены»728.