оставил свободными.
Сам наш завхоз был тут же: стоял на коленях перед Касиной лежанкой с каким-то блюдечком. Кася смотрела на него скептически, но не шипела. Котята спали.
– Почему ты не ешь сметану? – бормотал Модестович, – Я прочитал, что кормящим кошкам нужно давать сметану… Может, подогреть?
Кася вздохнула, наклонила голову и сделала несколько глотков.
Я тихо притворил дверь и вышел. Захотелось срочно проверить одно предположение.
* * *
Через шесть я вышел из института. Катя ждала меня за шлагбаумом, курила у машины. После Борисовки она ездила ещё на вокзал передавать восьмерых котов в Питер.
– Мы всех раздали! – закричала она издалека. – Ну то есть не всех, пятеро остались. Но за ними завтра утром придут. Сядешь за руль? Ужасно устала.
Я послушно сел. Катя завозилась на пассажирском, устраиваясь поудобнее. Её юбка и жакет были покрыты шерстью, но с лица не сходила улыбка.
– А нам что же, котика не осталось? – спросил я на первом светофоре.
– Ого, – засмеялась Катя.
Котика у нас не было. По официальной версии – потому, что были рыбки. На самом деле – потому, что я не хотел. Катя уже давно перестала со мной спорить, и, подозреваю, из-за этого и пошла работать к Филину.
– Ну, я подумал, если останется котик, надо будет взять.
– Можем одного из Касиных взять, когда подрастут. Если они не в мать пойдут, а обычные.
– Мое проклятие сегодня развалилось, – сказал я после паузы.
– Развалилось?
– Да, стыд ушёл в отрицательные значения. И ненависть. Беспомощность тоже упала. В общем, страх только остался, и то с ним что-то не то, завтра буду ещё смотреть.
– Отрицательный стыд – это гордость, Саш.
– Ну да, можно сказать и так. Тогда получается, что отрицательная ненависть – это любовь?
Катя закатила глаза.
– А знаешь, кто сломал проклятие? Котики твои!
– Да ладно!
– Ага, я проверил, всё начало разваливаться в этом районе. Но потом пошло дальше, во все стороны. Прямо очень быстро! Я сначала подумал, что это члены семьи тех, кто взял котов. Но тоже мало получается.
– Да, мало, – согласилась Катя, – Не по десять человек же они живут.
– Я думаю, это резонанс. Есть счастье, которое приносят коты. Но ещё есть и любовь. Когда человек хочет забрать кота, он чувствует любовь. Он чувствует, наверное, даже решительность и гордость, что вот, он такой хороший человек. Поэтому он вываливается из сети ненависти и страха. Тем более, из беспомощности. Наверное, такой человек и дальше ведет себя по-другому, и его коллеги, родственники начинают это чувствовать. Проклятие начинает разрываться уже сильнее. Тут всё логично. Только слишком уж быстро оно подействовало на остальных людей, нет? У нас, конечно, маленький город, но не настолько же…
Мы ещё помолчали.
– Ты же думаешь о том же, о чём и я? – прошептал я.
– Да. Похоже на эффект мурсионных полей…
После этого нас было уже не остановить. Я прямо во время парковки начал говорить про численное решение уравнения Миневры для мурсионных полей, а Катя – что она теперь понимает, почему у неё были такие странные результаты с Филином. Потом мы доехали и ещё двадцать минут не могли выйти из машины, потому что Кате нужно было срочно записать план нового эксперимента.
Потом мы вроде успокоились и пошли домой, но в лифте Катя вспомнила, что наше исследование отлично состыкуется с проектом Олега. А пока она чистила зубы, я пересказал ей статью про мурсионные поля в замкнутом пространстве.
– Ещё надо проверить, у кого уже были котики. Или у соседей, – сказал я Кате, когда она уже лежала в кровати.
– Хорошо, завтра начнём прямо с этого. Только не с утра. У меня первой парой лабы со студентами, там столько накопилось, – пробормотала Катя. Глаза у неё закрывались.
Я укрыл её одеялом, потушил свет и пошёл чистить зубы, стараясь не танцевать от радости. Впереди у нас было много работы.
Взмывая выше ели
Андрей Ваон
– Стой! – заорали мы оба.
Поздно – Игорёк забрался на горку и с диким воплем съехал вниз, громыхая отполированной жестью.
Алька закатила глаза, я чертыхнулся. Игорёк зыркнул на нас исподлобья.
– Не могу, когда он так смотрит. – Жена уткнулась мне в плечо.
Сын наш по-хозяйски прошёлся по площадке, осматривая «владения».
– О, господи… – простонала Алька, – ещё и качели… Тёма, сделай что-нибудь!
А что я мог сделать? Мы оцепенели бандерлогами, а наш маленький Каа полез на качели. Немного поболтавшись, он слез, подошёл к нам и скомандовал:
– Пойдёмте домой, пора ужинать.
Мы поплелись за ним.
На пороге нас встретил кот. Он раздражённо мявкнул, всем видом выражая недовольство по поводу своего продолжительного – с утра до вечера – одиночества. Да он и всегда такой: вечно хмурая морда, уши разведены в стороны, зубастый, очень меховой и полосатый. Поэтому и назвали Манулом, Манькой уменьшительно. Из всей семьи кошак, кажется, любил только сына, а меня и Алину терпел.
– Кота надо покормить. – Игорь гладил Маньку, тот снисходительно щурился, но хвостом подёргивал – хотел жрать, и никакой лаской его голод было не утолить.
Я послушно протопал на кухню, насыпал еды в кормушку. Кот услышал и примчался из прихожей, где Алина помогала раздеваться Мелкому. Когда они помыли руки, Игорёк пошёл в детскую, попутно отдав ещё какие-то указания, а жена тихо прокралась на кухню, где прижалась ко мне, и мы вместе уставились на мирно жующего кота.
– Может, обойдётся сегодня? – спросила она.
Это вряд ли, подумал я и сказал:
– Если бы… Раскомандовался уже, а ещё ведь и качели…
И точно – из детской послышались голоса. Нет, теперь точно не обойдётся.
* * *
А мы вначале хихикали, не зная, насколько близки были к истине.
Игорёк был ещё совсем крохой, гулькал-булькал, глядя вокруг не очень осмысленными, но весёлыми глазёнками. Манька сидел рядом с кроваткой и хищно пожирал взглядом этот клятый мобиль – подарок (наряду со всякими одеялками, пелёнками и подгузниками) от города молодым родителям. Дурацкая крутилка с яркими висюльками вертелась над младенцем, из её динамика лилась сонная, однообразная мелодия. Кот тянул лапу хватануть за верёвочки, а мы шикали на него: «Брысь!», боялись, что скинет всё это добро на ребёнка. Но опаска наша была напрасной – к появлению нового члена семьи кот отнёсся с трепетом и нежностью. Даже когда Игорёк, научившись сидеть, стал хватать его за хвост и тянуть к себе в лежбище.
«Программируют детей, а потом
