Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
борьба с похотью – идони, плотским желанием – епифимиа, воздержание во все воскресные праздничные дни, дни причащения, покаяния и постов, а также во время беременности и женских месячных. К слову, в такие «нечистые» дни простолюдинкам приходилось пользоваться чистой тканью в качестве прокладок, а более знатным дамам – предшественниками тампонов, рулончиками мягкой шерсти, слегка смазанными жиром. В это время им запрещалось даже входить в церковь, а «вредные телесные истечения», как и эротические сны, особенно часто посещавшие юных девушек, надлежало лечить постом и умеренностью.
Нарушение супружеской верности, прелюбодеяние (которым, впрочем, считалась связь только с замужней женщиной), а тем более сексуальные извращения, к примеру, содомия, рассматривались как тяжкое зло и должны были жестоко караться вплоть до бичевания, отсечения носа или даже смертной казни. Император Юстиниан специальной новеллой от 539 г. учредил должность квезитора, которому полагалось наказывать тех, кто «…имеет сношение с женщинами запретным образом», то есть преследовать анальный и оральный секс, различные изощренные позы для любовного соединения. При всем том женский гомосексуализм не считался серьезным нарушением христианских канонов и относился к разновидности мастурбации. По крайней мере, в ранней Византии лесбийские отношения имели место настолько, что в редких случаях даже заключались браки такого рода. Разумеется, это происходило вне официальной Церкви, где даже на исповеди священникам предписывалось задавать женщинам вопросы о мастурбации пальцами, вощеными сосудами или о греховных «любовных» отношениях с подругами-гетерами, за что сознавшимся в пороке грозила епитимия… аж в виде 40-дневного поста. Епитиминники – указатели, как вести исповеди священнику, – полны столь откровенных вопросов о самом разном сексе, что наводят на мысль о широком распространении всего этого в обществе, которое с виду выглядело весьма твердым, чрезмерно суровым, непреклонным и прямолинейным в вопросах морали, нравственных принципов поведения. Случалось, беспорядочные любовные связи завязывались даже на торжественных религиозных празднествах, во время почитания святых на месте их культа и паломничеств, во время встреч на кладбищах, когда женщины были доступны обозрению и близкому контакту.
Зато иерей, обвиненный в связи с замужней женщиной, становился особенно ненавистным, предметом издевательств, позора. Самым злостным считалось насилие над монахиней – Христовой невестой, растление ее девственности, что должно было караться для христианина смертной казнью. С этой точки зрения византийское общество постепенно становилось все более и более строгим, особенно после VI в., в эпоху раннего Средневековья, когда христианизация более глубоко, чем прежде, затронула все стороны интимной жизни, а упаднические сумерки Империи еще не наступили.
* * *
До VI в. расторгнуть брак – гамос можно было, когда этого желали обе стороны, независимо от суждения Церкви. Соответственно был разрешен и второй брак, если один из супругов умирал. Последнее было нередко: 40 % первых браков заканчивались в результате смерти одного из супругов. Но чем дальше, тем труднее делалось покинуть живого супруга или супругу. Для этого нужны были веские причины «незаконности» – прелюбодеяние, безнравственное поведение, импотенция мужа, причем в течение не менее трех лет, заболевание проказой, бесплодие женщины, злоумышления одного из супругов на другого или, еще хуже, на императора. В подобных случаях жена могла потерять свое приданое – проикс, предбрачный дар мужа – иповол и право на наследственное имущество. Иногда ее подвергали даже изгнанию или заточению в монастырь. Муж, виновный в незаконных поступках, тоже терял все права на приданое жены, свой предбрачный дар, а если таковых не было – четвертую часть своего имущества. Мало того, он лишался права жениться вторично. Даже «одержимость бесом» – душевные заболевания с VIII в. перестали быть законной причиной для развода. Приходилось идти на хитроумные увертки. Например, желавший во что бы то ни стало развестись с женой, но не имевший для этого оснований, становился восприемником своих собственных детей.
Долгое время второй брак не получал церковного благословения. Так, Константинопольский патриарх Никифор (806–815 гг.) назначал двухлетнюю епитимию, то есть покаянный запрет на Святое Причастие для тех, кто вступал во второй брак, тогда как, согласно даже суровому правилу святителя Василия Великого, за это полагался год отлучения от Причастия. Лишь впоследствии Церковь стала допускать благословение второго и даже третьего брака. Возникло «последование о второбрачных», сперва краткое и без возложения венцов-стефан, потом более похожее на обычное браковенчание – стефаному. Обручение тоже совершалось, но без вопросов о добровольности вступления в брак. Впрочем, в случае, если один из второбрачных вступал в брак впервые, браковенчание совершалась по обычному чину. Зато развод стал практически невозможным (по крайней мере, с XI в.), если только оба супруга не оговорили это заранее в брачном контракте или решили постричься в монахи. Второй брак после развода перестал официально допускаться, за третий брак полагалось церковное наказание, которого порой не избегали и всесильные во всем остальном византийские цари.
При всем том нам неизвестны в Ромейском царстве случаи смертной казни за адюльтер. Эклога законов предписывала карать виновных за разврат 12 ударами плетьми, более того, закон объявлял об отсечении носа виновной, но насколько часто совершалось такое на практике за подобные проступки? Светская и церковная мораль противоречили друг другу, поэтому ситуация в сфере любовных отношений часто складывалась по хорошо известному принципу: «Если очень хочется, то можно». Невозможно не заметить, что в XI–XII вв. любовные и семейные нравы становятся куда более вольными. Примечательно, что именно с этого времени любовный роман, как и любовная тематика, вновь вернулся в народную литературу, как это было в ранней Византии. Рост экономической и социальной активности женщин отчасти поколебал традиционные представления о неравенстве полов, в том числе в правовой сфере. Примечательно, что в своих комментариях к церковным канонам византийский правовед и историк конца XI в. Иоанн Зонара, делая иногда уступки традиционным взглядам, в целом стал придерживаться передовых для своего времени идей о равноправии супругов. Структура ромейской семьи, особенно в поздней, идущей к гибели Византии, все больше превращалась в совокупность индивидуалистов. Внебрачные связи, аборты, измены теперь воспринимались гораздо снисходительней, а дети, рожденные от подобных союзов, имели почти те же права, что и законные дети. По крайне мере, так стало принято в семьях правящей аристократии. Видимо, закономерно, что с упадком Ромейского царства приходила в упадок и ее живая опора – семья.
Более того, людьми все больше овладевало чувство безразличия, нежелания обзаводиться семьей, другими словами, «плодиться и размножаться», как велел Господь. Показательно, что из 150 известных византийских интеллектуалов конца XIV – начала XV в. только двадцать пять обзавелись семьями. Наряду со все бо`льшим падением рождаемости, нежеланием продолжать род, такие отклонения (наряду с оправданием суицида) стали весьма симптоматичными и говорили о психическом надломе общества, подобном тому, что пережила перед своим окончательным падением Западная Римская
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
