— Только один поцелуй, — предупредила герцогиня; начиная приходить в себя. — Ничего не имею против поцелуев, Хотя все это ужасно…
Действовать приходилось быстро, а потому Элайджа сунул руку под ее юбки. Сокровенная глубина оказалась мягкой и влажной, а легкий сладострастный стон с успехом заменил все тревожные слова, которые пыталась произнести испуганная нимфа. Стоило ей открыть рот, как наступление становилось смелее и глубже. Легкое прикосновение сменялось настойчивым, уверенным поглаживанием. В перерывах между глубокими вздохами Джемме каким-то чудесным образом удавалось смешно, бессвязно восклицать:
— Нельзя!
— Это дождь?
— Нет!
Однако рука Элайджи невозмутимо и настойчиво продолжала волновать, ласкать и дразнить, а губы ловили каждый стон, каждый вскрик — до тех пор, пока Джемма не начала нетерпеливо ерзать.
И все же он выжидал… тянул время… лениво шевелил пальцами, продолжая испытывать любимую прикосновением, которому она не имела сил противостоять.
Снова пошел дождь: природа, должно быть, намеревалась охладить пыл любовников. Джемма перестала перечить и теперь лишь повторяла драгоценное имя — снова и снова, как песню. Беззащитность отозвалась нестерпимым страстным порывом. Не размениваясь на мелочи, Элайджа приподнял юбки и нырнул в сладкую темноту, чтобы не только руками, но и губами ощутить дрожь ответного желания. Джемма запустила пальцы в его волосы и не смогла сдержать блаженного возгласа.
— Милый! — воскликнула она, но договорить не смогла. Неодолимая сила подхватила ее и понесла в далекий чудесный мир.
Наконец-то настал счастливый и решительный миг — Элайджа стремительно вошел в долгожданное лоно. Мягкое шелковистое объятие отозвалось хриплым, похожим на рычание стоном.
И вдруг…
— Меня беспокоит твое сердце, — произнесла Джемма.
Он посмотрел вниз и встретил тревожный, испуганный взгляд широко открытых глаз. Настойчиво накрыл губами ее губы и заставил замолчать.
— В жизни не чувствовал себя лучше. Знаешь, что мне нравится больше всего? — Он без церемоний продвинулся глубже, и любимая негромко застонала. — Сегодня ты не собиралась раздеваться.
— Разумеется, не собиралась. — Джемма выгнулась, пытаясь оказаться ближе, и Элайджа едва не забыл, о чем думал и говорил. — Здесь нельзя раздеваться, — продолжила она не слишком убедительно.
— Когда собираешься предстать обнаженной, то непременно душишься.
— Да, — подтвердила она и, идеально выбрав момент, подалась вперед.
— Так вот, больше всего мне нравится, когда ты не душишься. Твой аромат лучше самых дорогих духов, — прошептал он ей на ухо. — Пахнешь чистым дождем и горячей женщиной.
— Элайджа! — Джемма попыталась возмутиться, а потому он предпочел просто не обращать на возглас внимания.
— Ну а сейчас… — Он снова прильнул к ее уху и подробно изложил, что именно собирается предпринять. Поскольку выражения оказались безрассудно смелыми, смягчил их поцелуями, да такими сладкими, что вновь ощутил легкую нервозность. Право, занятия любовью не предусматривают столь высокую степень… любви.
Отбросив странную мысль, Элайджа откинул голову и принялся мерно двигаться. Но даже в тот момент, когда, ощутив мощный напор, возлюбленная изумленно вскрикнула, пальцы продолжали судорожно сжимать плечи, а в голосе слышался страх.
Элайджа открыл глаза.
— Джемма…
— Я боюсь за тебя, — выдохнула она. На носу и в волосах сияли капли дождя, и прекраснее ее не было никого в целом свете. Останавливаться отчаянно не хотелось, и, чтобы убедиться в собственной безоговорочной власти, он продвинулся вперед еще немного.
Джемма тут же глубоко вздохнула и крепче вцепилась в плечи мужа.
— Я весь покрылся потом, — признался Элайджа и замер.
— Это плохо? — Ее глаза снова округлились.
— Нет! Как раз очень хорошо. Помнишь, я говорил, что регулярная нагрузка помогает сердцу?
— Да, но это не…
— Именно то, что требуется. Если сейчас меня остановить, то организм испытает шок.
Джемма нахмурилась.
— Сердце работает ровно, — заверил ее Элайджа. — Вот, попробуй сама.
Маленькие ладошки прижались к его груди.
— Ничего не чувствую! — в ужасе воскликнула она.
Элайджа с сожалением покачал головой, освободился, встал и снял рубашку. Джемме определенно нравилось на него смотреть: глаза потемнели, а в глубине зрачков вспыхнули искры. Элайджа быстро вернулся в ее горячие объятия.
— Ну вот, теперь ничто не помешает тебе следить за моим сердцем, — с улыбкой заявил он.
Джемма легонько шлепнула его по плечу.
— Может быть, ты не заметил: мы на улице, да вдобавок на чужой территории. Что, если появится кто-нибудь из «монахов»?
— В дождь? — насмешливо фыркнул Элайджа. — В такую погоду все сидят возле огня и с удовольствием потягивают пунш. И «монахи» тоже наверняка этим занимаются. Садоводство, во всяком случае, их не интересует.
— Можно подумать, тебе это известно! — Однако короткая перепалка пошла ей на пользу: бледная испуганная незнакомка исчезла, а ее место заняла настоящая, упрямая и своевольная герцогиня Бомон.
— Итак, теперь, когда ты отвечаешь за контроль над моим сердцем, ничего плохого не случится.
— Почему ты так решил?
— Пока оно работает в полную силу, обмороков не бывает. Нагрузка диктует ровный ритм. А вот когда я отдыхаю или пытаюсь переубедить Стиблстича, порой случаются досадные перебои.
Джемма взволнованно схватила его за руку.
— О Боже! Но ведь сейчас ты отдыхаешь!
— Верно, — с готовностью согласился Элайджа. — Думаю, будет полезнее вернуться к физической активности.
Джемма собралась что-то возразить, и он поспешил нырнуть в уютную колыбель ее бедер.
И все же без протестов не обошлось. За те две минуты, которые понадобились, чтобы раздеться, к жене вернулась способность соображать.
— Нельзя этого делать! Мы же на улице.
— Не шуми, — перебил Элайджа. Один лишь взгляд на любимую мгновенно превратил учтивого джентльмена в дикого варвара. — Я хочу тебя, и этим все сказано.
Дождь невозмутимо выстукивал гипнотически ровный ритм. Хрустальная капля упала на белоснежную грудь Джеммы и заблестела подобно бриллианту.
Элайджа слизал крошечную лужицу, а потом легонько прикусил нежную кожу. Совсем забыв, что находится на улице, Джемма громко вскрикнула от неожиданности и остроты ощущения. Элайджа тут же нежно ее приласкал.
Судя по всему, любовь на свежем воздухе, в заросшем саду, доставляла герцогине удовольствие.
