в Хаапаранде был довольно утомительным, так как после того, как мы съели великолепный завтрак, сервированный в гостинице, не оставалось ничего другого, как подсесть поближе к изразцовой печке и читать книгу или же дремать. И хотя более предприимчивые из нас вышли на прогулку, они довольно быстро вернулись обратно и сообщили, что термометр показывает 48 градусов ниже нуля.
В шесть часов мы пообедали, после чего отправились на вокзал, чтобы сесть в поезд, который шел в Стокгольм, куда мы без всяких приключений и прибыли, после сорокачасового, очень комфортабельного путешествия. Мы провели сутки в этом очаровательном северном городе, наслаждаясь роскошью и комфортом Гранд-отеля. Довольно неохотно отправились мы снова в путь в субботу вечером и прибыли в воскресенье ночью в Христианию, где мой отец получил телеграмму от Бальфура:
«Весьма сожалею о том, что Вы нездоровы. Военный кабинет выражает Вам свою самую теплую благодарность за выдающиеся заслуги, которые Вы совершили для блага вашей родины. Он надеется, что, после необходимого для Вас отдыха, Ваши силы будут восстановлены и Вы сможете продолжать Вашу полезную деятельность. К этим изъявлениям благодарности позвольте присоединить и мою самую искреннюю признательность за все Вами сделанное. Я разрешаю себе высказать Вам, что Ваше мужество, находчивость и твердость воли явились для нас полным откровением. Вы с честью поддержали благородные традиции и идеалы нашей родины».
Христиании мы совершенно не видели, так как выехали в понедельник рано утром. Было еще совсем темно, и во время короткого переезда на вокзал мы видели лишь замерзшие улицы с горевшими фонарями и спящие дома с закрытыми ставнями. Дневной переезд до Бергена продолжался очень долго и нас очень утомил. Из-за какого-то упущения администрации мы устроились в поезде довольно неудобно. Поезд, кроме того, опоздал, и мы, вместо того чтобы прибыть в Берген к обеду, прибыли на место только к ночи.
Странный маленький отельчик был переполнен постояльцами. Ввиду того что наш проезд надо было держать в строгом секрете, мы пробыли в этой гостинице лишь несколько часов и покинули ее в шесть часов утра. Нам пришлось на цыпочках пробираться по погруженным в сон коридорам, и невольно закрадывалась в голову мысль, не подсматривал ли за нами у одной из дверей какой-нибудь немецкий шпион, который должен был донести в Германию о том, что британский посол в России собирался переехать через Северное море.
Мне казалось, что даже автомобиль, везший нас на набережную, старался ехать как можно бесшумнее по узким, крутым улицам. Так же бесшумно поднялись мы на борт яхты норвежского короля «Геймдаль», которая должна была доставить нас в открытое море навстречу высланному за нами английскому крейсеру. Раннее пробуждение и холодное утро возбудили наш аппетит, и мы, прекрасно позавтракав, вышли на палубу, радуясь, что наше бесконечное путешествие уже подходит к концу. Однако тихое, пасмурное утро вдруг сменилось снежной вьюгой, которая делалась все сильнее и сильнее. Снег шел так густо, что маленькая миноноска, нас сопровождавшая, была еле видна.
Командир яхты выглядел очень озабоченным, и, когда мы его спросили, можно ли ожидать, что погода прояснится, он отрицательно покачал головой и добавил, что в такую погоду крейсеру будет весьма трудно отыскать место для нашей встречи. Несмотря на это, мы подошли к намеченному месту и прождали там наш крейсер более часа. Миноноска, которая нас сопровождала, разъезжала по морю в различных направлениях, но привозила неутешительные вести. Наконец командир решил, что ждать не стоило, и спросил нас, предпочитаем ли мы остаться на яхте или же возвратиться в Берген. Яхта была невелика, и комфорт на ней был весьма скромен. Но было решено, что для нас слишком рискованно возвращаться в Берген из-за немецкого шпионажа, и мы на некоторое время зашли в небольшую, защищенную горами бухту, где решили стоять до тех пор, пока не получим известия о прибытии крейсера.
Любезность командира не имела границ. Он сделал все, что было в его силах, в ущерб себе и своим офицерам, чтобы устроить нас на яхте как можно комфортабельнее. Он предоставил в наше распоряжение свою каюту и каюту старшего офицера и вообще старался всячески услужить нам. Несмотря на то что мы порядком таки опустошили его запасы провизии за завтраком, он угостил нас прекрасным обедом, высказывая, однако, опасения за недостаток провизии на другой день, так как на яхте совершенно не были подготовлены к столь долгому пребыванию на ней многочисленных гостей. Я вспоминаю, как одна миноноска подошла к борту яхты, и по трапу поднялся офицер.
– Он привез нам известия о крейсере? – с надеждой спросили мы командира.
– Нет, – невозмутимо ответил тот, – он привез нам рыбу к обеду. Это почти так же существенно.
Поздно вечером буря несколько улеглась, хотя ветер все еще ревел, и плавание по Северному морю не предвещало ничего доброго. Однако в нашей маленькой бухте, защищенной снежными горами, море было гладким и спокойным. Мы провели очень спокойную ночь. На следующее утро иногда шел снег, иногда же проглядывало солнце. Нам сообщили, что крейсер уже приближается, и вот мы, со смешанными ощущениями радости и страха, вышли к нему навстречу. Чувство гордости наполнило наше сердце, когда он наконец представился взорам – большой, серый, на фоне бурного неба. «Это „Ярмут", – объяснил нам капитан, – превосходное судно! Им командует капитан Грейс, и я убежден, что ваше путешествие пройдет вполне благополучно».
Он проводил нас до самой шлюпки, держа фуражку в руке, и простился с нами изысканно-любезно. И хотя это долгое ожидание нас раздражало, теперь, когда момент расставания наступил, нам было уже жаль покидать гостеприимный «Геймдаль» и его маленького командира с лицом морского волка и голубыми, как море, глазами.
К этому времени буря усилилась, и нам было очень трудно пересаживаться со шлюпки на крейсер. Дело в том, что «Ярмут» вышел в море с запечатанным пакетом, и сам капитан не знал, кого он должен будет везти. Нам пришлось карабкаться с опасностью для жизни из шлюпки на трап судна. Тем не менее командир крейсера сделал все, что было в его силах, чтобы сделать наш переезд удобным. Ночь казалась бесконечной. Оглушительный шум моря мешал заснуть. Наконец к утру буря стала затихать, и я смутно вспоминаю теперь матроса, который вычерпывал воду из каюты. Вслед за тем я заснула, а когда проснулась, сияло солнце. Я вышла на палубу и, когда увидала берега Шотландии, к моему горлу подступили слезы, и я поняла, что значило снова увидеть родину после столь долгих лет пребывания на чужбине. Повсюду виднелись военные суда
