class="p1">Сглатываю омерзительно-плаксивый ком в горле и перевожу тему:
– Ты уже знаешь, куда тебя возьмут и отправят?
– Все, что мне сказали, так это возможность попасть со своей собакой на границу. При условии, что собака обучена, – тихо поясняет парень. – Но куда именно отправка мне не сказали.
Молчу, но мое частое дыхание выдает истинное волнение. Я слышу, как бьется мое сердце в груди и как сердце Глеба отзывается ему в унисон. Его нежные прикосновения к моей коже будоражат, разгоняют толпы колючих мурашек и я замираю, желая запечатлеть эти эмоции и ощущения в своей памяти на весь будущий год.
Осознание внезапно бьет меня по голове до звона в ушах, словно огромной пуховой подушкой:
Год.
Год.
Год.
Отпускать любимых тяжело.
Мои разум и сердце, словно поссорившиеся родственники, сейчас отвернулись друг от друга и каждый настаивает на своем.
Сердце плачет: "Меня вырвали из груди, сделали больно и я умираю! Нет больше жизни, нет больше смысла!"
Разум же, сухо и спокойно твердит: "Это нужно, это неизбежно и, да, это больно."
И хотя мой эгоизм вопит благим матом, я привыкла руководствоваться рационализмом. Я начинаю понимать Глеба и его взгляд на наши отношения, но эмоции душат и перекрывают необходимый мозгу кислород для принятия правильных решений.
Это так ужасно, понимать цели и смысл происходящего, но, в то же время, не хотеть их понимать.
Нам больше не о чем говорить, точнее есть о чем, но это не изменит планов, а лишь “разбередит душу”, как выразился Глеб. Мы все так же лежим напротив друг друга, совсем близко, прикасаемся друг к другу без какого-то сексуального подтекста, а просто хотим друг друга чувствовать.
Запомнить.
Попрощаться.
Уже почти проваливаясь в сон я шепчу:
– Я тебя люблю.
– Я тебя тоже, Веснушка, – полусонно отвечает Глеб.
Глава 24. Отрицание
Глава 24. Отрицание
Я никак не перестаю удивляться, насколько быстро все могут сделать и оформить, когда это и вправду нужно: Глебу буквально за пару дней сделали академический отпуск, на который нам удалось его уговорить, документы на собаку сделали за сутки, а медкомиссию для военкомата он вообще прошел за пару часов.
День его отъезда приближается неумолимо, хоть я и не хочу верить, что это реальность, а не мой страшный сон.
Даже сейчас, когда мы все вместе приехали к военкомату, я не до конца верю в происходящее. Помимо меня, провожать Глеба с Анубисом приехала моя мама и Семен – самые близкие люди, которые у парня остались.
Смотрю на бледно-желтые стены здания военкомата и ловлю чувство дежавю: когда-то я уже была здесь и мы провожали Сему в армию. Я была еще ребенком и не очень-то понимала происходящее, к тому же это было в очень сложный для нашей семьи период – после смерти папы. Сейчас же, судьба словно насмехается надо мной, взвалив на плечи всю боль и грусть такого события как проводы парня в армию.
Может быть он передумает прямо сейчас?
– Тебе сказали, куда отправят? – спрашивает Семен у Глеба.
– Понятия не имею, – пожимает плечами парень, – после учебного срока куда-то на границу направят, а куда – не знаю.
Брат кивает и бросает на меня короткий взгляд, понимающий и сочувствующий, аж плакать хочется. Отворачиваюсь от него и смотрю на Глеба, нервно перебирая в руках поводок Анубиса. Дежурные военкомата наблюдают за нами с некими усмешками на губах, словно ожидая привычных для них здесь слез и объятий, и эти пристальные взгляды заставляют меня нервничать еще больше.
В какой-то момент Глеб встречается со мной взглядом и протягивает руку:
– Веснушка, пройдемся?
Киваю и робко вкладываю свою ладонь в его. Парень ведет меня к березовой роще рядом со зданием военкомата и, судя по тяжелым вздохам, что-то хочет сказать, но не находит нужных слов.
– Ты передумал? – с надеждой спрашиваю я и мой голос дрожит.
– Нет, – мотает головой он, убивая мою надежду. – Просто оказывается тяжело что-то менять в своей жизни, пусть даже этого хочется. Все равно страшно…
– И неизвестность пугает, – добавляю я.
Часто моргаю, разгоняя слезы, и перевожу взгляд на пожелтевшие деревья, с которых вот-вот опадут на землю остатки листвы. Есть в осени какая-то завораживающая красота… Природа впадает в глубокую молчаливую спячку на несколько месяцев, но как же великолепно это делает. Вот уж точно под стать фразе “умирать надо красиво”. Отпускаю Анубиса побегать, но пес, лишь пару раз вильнув хвостом, садится в ногах у Глеба.
– Ты мне напишешь, куда тебя отправят? – спрашиваю я.
– Да, я постараюсь быть на связи, – отвечает Глеб и, остановившись, притягивает меня к себе за талию. – Все будет хорошо, мы с Бисом обязательно напишем и, может быть, даже позвоним не раз. Но не вздумай убиваться в затворничестве, Веснушка, слышишь?! – мои губы начинают предательски дрожать, глаза снова застилает пелена слез, но я все равно киваю. – Не плачь, пожалуйста…
– Я пытаюсь, – всхлипываю я. Глеб прижимает меня к своей груди и я с наслаждением вдыхаю его запах, сминая в руках ткань куртки. – Все так странно, все непонятно… Мы вместе, но мы не вместе. Мы расстаемся, но не расстаемся… – голос срывается и я попросту хнычу.
– Ты злишься на меня, я понимаю. Я в твоей душе так знатно натоптал за этот месяц, что заслужил куда большей ненависти.
– Я не ненавижу тебя, а наоборот, – поднимаю голову и смотрю парню в лицо. – Но я запуталась в своей жизни…
– Поэтому нам и нужно побыть на расстоянии, чтобы распутаться, – отвечает Глеб и, продолжая меня обнимать за талию одной рукой, достает из кармана свой телефон. – Нам пора, время.
– Нет, пожалуйста, – часто-часто мотаю головой я. Сильнее сжимаю его куртку и замираю на месте, меня как будто парализует от страха.
– Веснушка…
– Нет, – всхлипываю я в отчаянии и пихаю парня руками в грудь. – Это какая-то проверка? Злая шутка? Может, ты с кем-то поспорил на меня? Может быть разлюбил? Ну так скажи так, как есть!
Не может он взять и уехать, не может…
– Да, нет же, Злата! Люблю, в том и дело!
Глеб тяжело вздыхает и убирает от меня руки, нервно взъерошивает
