* *
Неожиданно всплыла ещё одна проблема, причём откуда не ждали. Буквально на третий день после выписки к ним посмел заявиться Лёва. Повезло, что Шаламов сидел в своей комнате, слушал музыку. Впрочем, Лёва пришёл не к нему, а как раз таки к ней.
— Поговорим? — он кивнул в подъезд, а глаза у самого нервно забегали.
— Сейчас спущусь, — процедила Вероника и захлопнула дверь.
Сама привалилась спиной к двери, лихорадочно соображая: «Что делать?».
Зачем явился этот тип — она поняла сразу. Денег снова захотелось. Но вот как поступить ей? Она не знала. От одной мысли, что Шаламов может обо всём узнать делалось дурно. Но и идти на поводу у шантажистов нельзя — это всем известная аксиома.
Лёва поджидал её у подъезда. Что хорошо, отметила Вероника, он и сам порядком нервничал, значит, вовсе он не намерен рассказывать Эдику про их маленькую аферу и будет пытаться брать её на слабо.
— Чего тебе? — сухо спросила она, едва сдерживаясь, чтобы не скривиться от брезгливости.
— Тут вот какое дело. Тех денег, что ты дала, мне не хватило, чтобы полностью расплатиться. И я подумал, что ты захочешь мне помочь, я же помог.
— Не захочу, — надменно сказало Вероника. — Я дала тебе столько, на сколько договаривались. Остальное меня не колышет.
— А ничего, что Эш разбился? Сто пудов ведь из-за этого. Ему, наверное, будет интересно узнать, что на самом деле произошло.
— Послушай ты, урод. То, что Эдик разбился — это несчастный случай. А если ты думаешь, что сможешь меня шантажировать, то тебя ждёт неприятный сюрприз. Ты хоть знаешь, кто мой отец? Тебе твои гопники после него ангелами покажутся. А если хочешь Эдику всё рассказать, иди, рассказывай. Только не забудь признаться, что сам его продал…
Вероника смерила его презрительным взглядом и развернулась, показывая, что разговор окончен. Она уже вошла в подъезд, когда Лёва ей крикнул:
— Подумай получше! Мне терять нечего. Я ещё зайду денька через два-три.
Глава 36
На глаза Шаламову попались свадебные каталоги Вероники. А напомнили они почему-то про Эм…
Каким же доверчивым и мечтательным идиотом он был совсем недавно! Как был глуп, когда представлял, что они с Эм уедут вдвоём и будут счастливы. Иногда пытался воскресить в воображении её лицо в их хорошие моменты, потому что как бы он ни отказывался, а с ней ему было хорошо, как никогда уже, наверное, не будет. По этим моментам и томилась душа. Однако стоило вспомнить Эм, как тут же её образ вытесняла безобразная сцена у ресторана, где она уезжала с каким-то мужиком на «мерине».
Раньше Шаламов испытывал лишь жгучую ревность и опустошающее разочарование. Но затем предположил, что Эм, возможно, пошла на это лишь от желания худо-бедно подправить своё материальное положение и долг выплатить. Не могла она ему так виртуозно врать, когда смотрела в глаза, когда говорила: «Люблю». Да и потом, она всегда так вдохновенно занималась с ним любовью, и тело её моментально и горячо откликалось на его ласки — такое невозможно сыграть. А последняя их встреча до той сцены… Убивалась Эм совершенно искренне. Он это чувствовал.
Так что, может, её и можно понять, только от этого понимания ничуть не легче. Какие оправдания и причины не ищи, она разрушила их жизнь. А ведь он всё что угодно был готов для неё сделать…
* * *
Трель дверного звонка чередовалась с уверенным, даже требовательным стуком.
«Гайдамак, что ли, ломится?» — недовольно подумал Шаламов. И Вероника как назло куда-то укатила, обычно она всегда и к телефону подходила и гостей встречала.
Был порыв вообще не открывать. Общение с Гайдамаком и раньше-то не приносило радости, а сейчас…
«А сейчас я пошлю его нахер», — решил он и поковылял открывать дверь. Но на пороге неожиданно оказался Дёмин. Видеть его было и приятно, и странно, и горько — он почему-то одним своим видом напомнил про Эм, про всё хорошее, что связанно с ней, и про всё плохое.
— Случилось что? — не слишком приветливо спросил Шаламов.
— И тебе здорово, — ухмыльнулся Дёмин.
— Поздороваться, что ли, приехал? — выгнул насмешливо бровь Эдик, пропуская гостя в прихожую.
— Не только. Узнать, как дела у тебя. Жив ли ещё.
— Так по телефону мог бы…
— По телефону! Да я тебе раз сто звонил, ты же трубку не берёшь. Вернее, твоя Вероника отвечает, что разговаривать ваше сиятельство не желает. То оно не в духе, то спит, то отдыхает. А последнее время у вас вообще телефон отключен.
— Хм, она мне не передавала, что ты звонил, — озадачился Шаламов. — Ну ладно, проходи.
— Да не, пойдём лучше подышим. На Набережной посидим, пивка выпьем. Погода — зашибись.
— Мне только и гулять, — кивнул Шаламов на лонгет.
— Ну ничего, вон у тебя костыль какой знатный.
— Ладно, пойдём прошвырнёмся.
Погода и впрямь стояла чудная. Солнечно, безветренно, немного жарко, но от Ангары веяло свежестью и прохладой. Взяли по две пол-литровые бутылки «Колчака» — Дёмин то ли из принципа, то ли из экономии буржуйское пиво не пил. Разговор шёл вяло, но при этом скучно не было. Наоборот, чувствовалось какое-то умиротворение, в кои-то веки.
Дёмин передал последние новости из академии, рассказал, как искал его по всем частным клиникам и всякий раз натыкался на глухую стену. Но о ней, об Эм — ни словом не упомянул. И хорошо, думал Шаламов. Хотя что уж скрывать, ему хотелось знать, как она. Поняла ли, что он в курсе её отношений с тем мужиком на мерине?
За первой бутылкой последовала вторая, а затем и третья. Пиво пилось легко и раскрепощало. Мир, такой тусклый и неприятный, вдруг сразу заиграл всеми красками.
«Блин, надо было напиться раньше», — усмехнулся про себя Шаламов. По Набережной мимо них фланировали девчонки в коротких юбочках и сарафанах. Он им улыбался и подмигивал, они хихикали в ответ.
— Слушай, Дёма, не хочешь подружку завести.
— Как это? — Дёмин, густо краснея, уставился на него в немом изумлении.
— Легко и просто.
Четвёртый и пятый «Колчак» прошли незаметно под уроки художественного съёма. Шаламов напоказ и виртуозно знакомился со всеми мимо проходящими девчонками, что мало-мальски отвечали его представлениям о женской красоте. К большинству из них Дёмин бы и подойти не рискнул.
— Выбирай, — пьяно шепнул ему Шаламов, зацепивший двух симпатичных подружек.
Потом все вчетвером почему-то ушли с насиженного места в какой-то двор-колодец, где на детской площадке два хипповатых парня громко пели под гитару: «Ой-о, ой-о,
