Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
– Лизель… она?.. – голос управляющей польдером надломился. – Она мертва?
– Да, – Брэм посуровел. – Спасибо твоему кузену.
Эдда распахнула глаза, которые смотрели одновременно с болью и яростью.
– Он любил её!
– И убил!
На кухне повисла тишина. Кто-то хмурил брови, кто-то вскидывал их, но все присутствующие в смятении затаили дыхание, осмыслив сказанное Брэмом.
– Нет, – пробормотала Эдда. – Он бы никогда не причинил ей вред. Как она умерла?
– Туберкулёз, – ответил Брэм. – Та же самая болезнь, которая сгубила её мать.
Эдда насупилась.
– Как вы можете винить в этом…
– Ей следовало лежать в постели, отдыхать. Однажды я вернулся из Амстердама поздно ночью и заметил, как твой бессовестный кузен удирал с мельницы, хотя я запретил ему сюда приходить. Я нашёл Лизель у порога, она была белее призрака и тряслась как испуганная мышка. Началась лихорадка… Дочь не поправлялась, что бы я ни делал, – и Брэм смотрел на свои перчатки. – Она скончалась через неделю у меня на руках, за день до своего девятнадцатого дня рождения.
Милу казалось, что сердце разорвётся. Не важно, что Лизель на самом деле не была её сестрой. Некоторое время девочка провела, представляя, как они встретятся, каково это – любить её и быть любимой ею. В конце концов, у них столько общего. У Милу появилось ощущение, что она даже знала Лизель.
Она уже полюбила её.
– Она действительно мертва? – спросила Эдда прерывистым голосом. – Столько лет прошло со дня её смерти, а вы ничего мне не сказали? Из-за вас я считала, что она просто… бросила меня.
Плечи Эдди содрогнулись, слёзы струились у неё по щекам.
– Где она? – прошептала она. – Где вы похоронили её?
Брэм помолчал, не глядя Эдде в глаза. Он тяжело выдохнул.
– Разумеется, рядом с её матерью.
Эдда побледнела и резко обернулась к окну.
Милу проследила за её взглядом. Тис располагался точно по центру окна.
– Наш сад, – вымолвила Эдда, теперь её осенило. – Вы ухаживали за могилой госпожи Поппенмейкер в отсутствие Лизель. Вот почему я часто видела вас под деревом. – Она вытерла слёзы. – Лизель всегда говорила, что лучше сад, чем холодный камень. Я… я не хотела, чтобы она вернулась и увидела, что могила заросла или ещё хуже… вытоптана. Я не предполагала, что провела много лет, ухаживая и за её могилой тоже.
Милу поняла, что сильно ошибалась насчёт управляющей польдером. Эдда вовсе не ненавидела Лизель. Она любила её. Это читалось в каждой чёрточке её печального лица.
– Вы дружили с ней? – спросила Милу у Эдды. – Поэтому всё время бродили поблизости? Хотели узнать, что с ней случилось?
Эдда кивнула.
– Лизель стала моей лучшей подругой. И единственной. Когда мы с семьёй переехали сюда из Страсбурга, она не косилась на нас, как на чужаков. Ей было всё равно, что мы отличаемся от местных. Но потом она исчезла. Я чувствовала боль и обиду. Думала, что она уехала без всяких объяснений, а я ничего для неё не значила… даже открытку не прислала. Прошли месяцы, затем годы, я заперла ворота мельницы и отказывалась смотреть в ту сторону. А потом появились вы пятеро и вдохнули жизнь в это место. А теперь я знаю…
И вновь повисла гнетущая тишина. У Милу закружилась голова.
– У Лизель было больше воли, чем у нас двоих вместе взятых, – продолжала Эдда, сверля взглядом Брэма. – Если она встала с постели, то сделала это только по своему собственному желанию. Я понимаю, её смерть разбила вам сердце, но не стоит винить во всём того, чьё единственное преступление заключалось в том, что он любил вашу дочь. Как и наказывать меня за это.
– Теодора Хрупкое Сердце, – вдруг произнесла Лотта. – Лизель писала о себе? Она знала, что умирает?
Брэм кивнул.
– Ей бы понравилась ваша концовка, – сказал он с печальной улыбкой. – И она любила кукольный театр. Боже мой! Она была бы в восторге от вашего представления.
– Да, – кивнула Эдда, тоже слегка улыбнувшись. – Это правда.
Слёзы опять заструились по её щекам. Спустя несколько секунд она встала. Эдда была напряжена, похоже, она изо всех сил пыталась сдержать рыдания.
– Мне пора идти, – сказала она, взглянув на Гассбик и презрительно кивнув на лежавшего ничком Ротмана. После всего случившегося Милу о них почти забыла. – Надо дотащить этих негодяев до кареты Спельман.
Она обернулась к представительнице органов опеки.
– Тюрьма будет по пути в город, я уверена, вы доставите их туда.
Спельман не успела ничего возразить, а Эдда уже обернулась к детям, и черты её лица смягчились.
– Брэму и Милу нужно сказать другу несколько слов наедине, хорошо?
Гассбик пыталась возмущаться и сопротивляться, мыча в посудное полотенце, когда Эдда рывком поставила её на ноги. Ротман до сих пор был без сознания. Пришлось четверым сиротам волоком тащить его в карету. Спельман разок цокнула языком, метнула на Милу сочувственный взгляд и тоже покинула кухню.
Ветер захлопнул входную дверь, и Милу с Брэмом остались вдвоём.
Девочка села на стул, подтянула колени к подбородку и обхватила их руками. Она не знала, что сказать. Уши щипало не очень сильно, но беспрестанно.
Как странно. Не может быть, чтобы она проделала всё зря. Если её отец – не Брэм, то кто же?
Кто оставил ей часы с координатами в тряпичной кошке? И почему подсказки привели её именно сюда?
– Лизель… – начал Брэм и тяжело вздохнул. – А ведь я не произносил её имя с тех самых пор, как…
Горячая слеза скатилась по щеке девочки и добралась до губ. Она плакала, и на то имелись две причины. История Брэма действительно была печальной, но всё, во что Милу всегда верила, теперь у неё отняли. Даже сестру, по которой она так скучала в последнее время.
Брэм взял руку марионетки в свою и улыбнулся.
– Такого рода сумасбродные уловки в духе Лизель. У тебя отлично работает воображение, надо признать. Её последнее желание было, чтобы я ставил в театре спектакли по мотивам её историй, тогда она жила бы в них.
– Вы пообещали ей, что продолжите давать представления? – спросила Милу, хмуро глядя на кукольника. – Почему вы уехали?
– Я был не в силах жить здесь, – признался Брэм. – Это место… оно постоянно напоминает мне о ней… и о её матери. Каждая вещь на мельнице несёт в себе воспоминания, которые слишком больно хранить. Когда я уехал, то взял с собой лишь одежду, документы и кое-что для работы. Даже просто сидя на кухне, я чувствую, как у меня разрывается сердце.
Милу ощутила покалывание в ушах, на сей раз более настойчивое. Она что-то упустила: то, что свяжет воедино всё происходящее. Мысль крутилась у неё в голове, стараясь оформиться, но девочке никак не удавалось ухватить её. Она очень устала. И очень запуталась.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
