его, а затем сорвала зеленую ленту с запястья.
— Эбби уже плачет, вы, ублюдки. Чего вы еще хотите — крови? — швырнув ленту на пол, Рона бросила на Ксавье убийственный взгляд и ушла.
Да, ему всегда нравилась жена Саймона.
Ой, ой, ой. Первые несколько ударов не ощущались чем-то ужасным, но боль нарастала, и теперь даже легкие шлепки остро и болезненно жгли. Весь ее зад горел. Сначала она пыталась расслабить мышцы, но эта битва была проиграна. Слезы текли из ее закрытых глаз и скапливались на кожаном покрытии скамьи под ее щекой.
Затем она получила удар такой силы, что он сотряс козлы. Огненный шар боли пронесся сквозь нее, и она закричала. Было больно. Очень больно. Она начала плакать и не могла остановиться.
— Грета, оставайся здесь, — голос Ксавье звучал как лед.
Секунду спустя он наклонился рядом с Эбби. Его рука успокаивающе погладила ее предплечье.
— Она перешла границы дозволенного. Она научится хорошим манерам, но сейчас это тебе не поможет.
Однако его сочувствие и гнев все же помогли. Действительно помогли. Эбби взволнованно вздохнула.
Бумажным полотенцем он вытер ей глаза и поднес его к носу.
— Сморкайся, зверушка.
Слишком жалкая, чтобы сопротивляться, она подчинилась… и почувствовала себя лучше. Когда она прищурилась, взглянув в зеркальное отражение, там показалась расплывчатая фигура Греты, симпатичной, крупнокостной женщины в платье из цепочек. Сабмиссив отпускала неприятные замечания по поводу того, что Ксавье слишком много времени проводит с Эбби.
Опустив руку на плечо Эбби, Ксавье выпрямился и оперся на трость. Грета уставилась в пол, когда он ледяным тоном произнес:
— Это наказание, а не упражнение в садизме.
— Простите, Милорд. Я и не думала, что получится слишком сильно.
Конечно, нет. Если бы Эбби могла встать…
— Понятно. Ну, мы все должны когда-то учиться. Господин де Врис, не могли бы вы дать Грете пять ударов на уровне, соответствующем наказанию неизвестному сабмиссиву. Закончите пятью с той же силой, которую Грета использовала на Эбби. Я уверен, что в следующий раз она поймет разницу.
— С удовольствием, — растягивая слова, ответил де Врис.
— Н-но… — Грета начала заикаться от шока и пыталась отступить.
Неужели ее никогда не отчитывали за поведение? С другой стороны, неприятный характер этой женщины мог быть причиной того, что у нее не было Хозяина.
Слегка улыбаясь, де Врис схватил длинные волосы Греты и намотал их на кулак, после чего потащил ее к скамьям в центре комнаты.
— Следующий, пожалуйста, — послышался голос Ксавье.
Эбби снова закрыла глаза. Прошла минута. Следующий человек нанес неуверенный удар, словно испугавшись, что станет кандидатом на получение урока от де Вриса. Следующие несколько ударов причинили боль — о, они определенно причинили боль, — но ни один из них не приблизился по силе к ударам Греты.
Затем ничего не происходило. Шли минуты, Эбби медленно дышала, пытаясь справиться с жжением кожи.
— Ты закончила, зверушка.
Она дернулась. Закончила? Ее охватило облегчение.
Когда Ксавьер подошел ближе, она натянула ограничители.
— Отпусти меня. — Сейчас, сейчас, сейчас.
— Тише, — он провел рукой по ее спине в успокаивающем поглаживании. — Я собираюсь намазать кремом твою очень красную задницу. У тебя останутся синяки, но это поможет.
— Я хочу освободиться.
— Нет, — мелькнула его улыбка. — Будет больно, Эбби. И у меня уже достаточно ссадин от падения с утеса. Я не нуждаюсь в больших увечьях от хорошенькой сабы.
Я не смогу этого вынести.
Когда он провел прохладной мазью по ее нежной коже, жжение вспыхнуло с новой интенсивностью даже от его легкого прикосновения. Она дергала за ремни, все сильнее и сильнее.
— Эбби, если ты не прекратишь, я сам тебя отшлепаю.
Она замерла.
— Хорошая девочка. Тебя наказали, детка, и вот что происходит потом, — он продолжил, не пропуская ни единой частички ее пылающей болью кожи.
Каждый дюйм ее ягодиц пульсировал и горел.
— Готово, — он бросил мазь в сумку. Расстегнув ремни, он снова надел ей очки, а затем поднял ее на ноги и осмотрел.
Она поспорила бы, что выглядела просто великолепно в этот момент — в наручниках и очках, с красными глазами и вся в поту. После мгновения головокружения она обрела равновесие.
Когда он завернул ее в одеяло, она поняла, что ее влажную кожу холодит.
— С Вашего позволения, я приберусь, Сеньор, — Диксон стоял в нескольких футах от нее с бумажными полотенцами и пульверизатором. Его лицо было почти белым. Значит, ты можешь… Эм, я оставил воду рядом с диваном, — когда Эбби попыталась улыбнуться ему, его глаза наполнились слезами.
— Это было предусмотрительно, Диксон. Спасибо, — забрав свою трость, Ксавье обнял ее за талию и подвел к дивану. С тростью или без, но он все равно был более устойчивым, чем она.
Держа ее запястье, он сел и откинулся на руку, расположив раненую ногу рядом с подушками у спинки. А затем он потянул ее к себе на колени.
Когда его джинсы оцарапали ее зад, вспыхнула резкая боль, и Эбби застонала. Ей было больно — больнее, чем она когда-либо помнила. Почему она здесь? Эти люди не любили ее. И никогда не будут.
Ксавьер прижал ее к себе, скользнув по дивану, так что она смогла полностью растянуться на нем сверху, не нагружая свою задницу.
Она изо всех сил пыталась встать.
Крепкой рукой он прижал ее голову к своему плечу.
— Успокойся немного, Кудряшка. Тебе пришлось нелегко.
Ее глаза затуманились от слез, тело повиновалось ему. Она обхватила рукой материал его рубашки и крепко прижалась к нему. Люди били ее. Даже те, кого она считала друзьями. Нарочно причиняли ей боль. Она не смогла сдержать вопрос.
— Почему они были такими злыми?
Он положил руку ей на шею и провел пальцами по ее затылку. А большим пригладил ее щеку.
— Эбби…
Всхлип вырвался из ее сжатого горла, и она попыталась подавить его. В ответ раздалось еще больше сдавленного хрипа, и она, прижавшись к нему, зарыдала. Эбби была виновата, они наказывали ее, и она это заслужила. Только она думала, что некоторые из них были ее друзьями. Они унизили ее. И это было больно. По-настоящему больно.
— Правильно, — пробормотал он, его рука сжалась. — Выпусти это сейчас. Я горжусь тобой, Эбби.
К тому времени, как она закончила, его рубашка промокла от ее слез, а ее глаза стали еще более опухшими, чем прежде. Горло саднило, но она чувствовала себя… по-другому. Чище. Легче.
— Спасибо, — прошептала она.
Он усмехнулся.
— Не за что, — Ксавье поцеловал ее в макушку. — Держать все в себе не ведет ни к чему хорошему, а ты
