— Осман. Осман Рашидов, — подсказывает мужчина, всовывая мне в руку платок. Сам поднимает запястье и вытирает слёзы с лица. — Друг Саида. Я думал, что ты уже видела меня.
— Да-да, — киваю. — Видела, конечно.
Но я видела его издалека и только мельком. Близко не общалась, за одним столом тоже не сидела. Меня же здесь держат в роли черновой прислуги. Только овощи чистить, мусор выгребать. Пахать на мне, как на проклятой!
— Не только видела. Я танцевал с тобой на свадьбе Саида. Помнишь?
Я моргаю несколько раз. Внимательнее приглядываясь к лицу мужчины, вспоминаю его. Как будто вспышка озаряет мою память. Ах да! Точно! Танцевала! Но тогда была как в трансе от горя. Мало что запомнила!
— А ты Алиса, да?
Странно, но он не уходит. Осман стоит рядом со мной и поддерживает меня за локоть, внимательно ожидает, пока я что-то отвечу. А я не могу даже беседу поддержать. Как будто одичала в жестоком царстве Саида и разучилась понимать нормальную речь без приказов и криков. Мне так жалко себя становится, что я снова плакать начинаю.
Это всё гормоны. Однозначно!
Даже от хорошего отношения реветь начинаю.
— Лучше выйти на свежий воздух, — вздыхает Осман, выводя меня на террасу.
— Нет! — начинаю паниковать. — У меня работы валом! Меня ругать начнут. Накажут… — съеживаюсь.
— Это не дело, — хмурится Осман и качает головой. — Садись, — подталкивает меня к креслу, а сам садится рядом на стуле. — Успокойся, вытри слёзы. Ты вынашиваешь дитя Саида? Тебе полезно больше отдыхать и радоваться.
— Спасибо, конечно, но это не вам решать. И лучше уйти. Не хочу, чтобы мне за разговоры с вами влетело!
— Не влетит! Саид знает, что я не враг ему. Ты такая молодая, девочка, — вздыхает, смотрит с участием. — Мне тебя жаль. Я наслышан. О банкротстве отца. О том, почему ты здесь…
— Тогда вы знаете, что я просто пустое место. Без права голоса. Если мне скажут, прыгать с девятого этажа, я должна буду прыгать. До тех пор, пока Саид не скажет “хватит, я насмотрелся!”
— Не говори так! — Осман хлопает меня шутя по руке и задерживает пальцы. Начинает осторожно гладить. Как будто я дикая птичка, которую он боится спугнуть. — Нельзя быть в таком дурном настроении, Алиса. О плохом думать тоже не стоит. Это стресс. Депрессия. Очень-очень… нехорошо. Тем более, для беременной девушки.
В тёмных глазах Османа виднеется грусть и затаённая боль. Он деловито гладит модную бородку и вздыхает тяжело:
— У меня была жена. Давно… Депрессия не довела её до добра.
— Что стало с вашей женой? — прекращаю плакать, слушая мужчину.
— Умерла, — грустно улыбается Осман. — Постоянно накручивала себя, беспокоилась. Дошло до депрессии. Она напилась и разбилась на машине. А потом я узнал, что она была беременна, — горячий вздох Османа доносится аж до моего лица, овевая ветерком.
Сердце сжимается от жалости. Такой взрослый, большой мужчины и очень сильно переживает. Сразу видно, что грустит по-настоящему. Не боится показывать, что у него есть сердце! Не то что Саид. У того вместо сердца — чёрная дыра!
— А потом я узнал, что она была беременна. Но никому не сказал. Всё ношу вот здесь, — показывает на сердце Осман. Так просто и искренне, а моя ладошка до сих пор зажата между его больших ладоней. И я слышу кончиками пальцев, как стучит сердце друга Саида.
— Мне жаль. Очень жаль.
— Эх, сам виноват! — Осман отпускает мою ладонь. — Я тогда считал, что слёзы и плохое настроение — это просто ерунда! Я же работал, день и ночь пахал, расширяя бизнес. Я выматывался и думал, что жена с жиру бесится, устаёт по салонам красоты ходить… Я ошибался, и эта ошибка дорого мне вышло. С тех пор… прошло много лет, но я до сих пор не женился. А ты… напомнила мне жену.
Проронив эти шокирующие слова, Осман встаёт, обдавая меня приятным ароматом парфюма с хвойными нотами. Резкий и сильный, свежий… Как воздух в лесу! Я бы хотела побывать на природе, отдохнуть! Но об этом можно только мечтать. Меня ждёт грязная и изнурительная работа на кухне.
— Можешь идти к себе и отдыхать, — говорит Осман.
Я хихикаю. Сначала неуверенно, но потом резко и громко, зажав ладошками рот. Так смешно, что Осман тут раскомандовался.
— Смеёшься? А зря… — грозит мне указательным пальцем мужчина, хитро подмигивает, окончательно рассмешив меня. Я смеюсь в полный голос, забыв, когда смеялась от души. До слёз! От радости и хорошего настроения.
Саид
Что это за звук? Мелодичный. Звонкий. Как хрусталь! Не понимаю… Но узнаю знакомые интонации… Это голос Лисёнка. Вернее, её смех. Заливистый и счастливый?
Вспоминаю, что слышал его несколько раз. В то время, когда она согревала мою постель. До выплаты долга её отцом и женишком. Тогда, да… Было такое. Пробирало насквозь. До мурашек. И вот опять…
Иду на звук этого голоса. Меня туда тянет. К ней тянет. К этой крохотной девчонке. Она перевернула мои мысли и чем-то зацепила. Не отпускает. Как бы ни старался вытравить из головы и из члена память о ней, не получается. Не получится, когда она сверкает своим телом. Округлившимся. Женственным. Сиськи становятся как две медовые дыньки. Такие кругленькие и сочные, с тугими вишенками сосков! Аррр… Кусать её хочется, валить на землю и трахать в узкую дырку до рассвета!
Но сейчас я просто хочу увидеть её. Почувствовать запах кожи и ощутить, как дёргается член в трусах. Если она смеётся, значит, довольна. Тем слаще будет иметь её ротик, заливая семенем.
Предвкушаю горячий горловой минет, но… налетаю с разбегу на спину лучшего друга. Будто на каменную стену!
Что он тут делает? Осман улыбается. Говорит что-то. Но я плохо понимаю, что он говорит. Меня пронзает ревностью и злостью! Прислушиваюсь.
— Я об этом позабочусь. Обещаю, — уверенным тоном произносит Осман, выпячивая грудь вперед и расправляю плечи.
Старый пень. Распетушился. Распустил хвост! Давно не видел, чтобы он так грудь выпячивал перед женским полом. Он же особенно женщинами не интересуется. Почти монах, снимает одну и ту же дырку вот уже лет пять. Трахает пару раз в неделю. Как будто уже теряет мужскую силу и интерес к сексу угасает. Но сейчас… Посмотри-ка.
