с интонациями третьесортного риелтора. — Сеньорите Кинтеро необычайно повезло. В большинстве комнат ютятся по четверо и моются по очереди в общей помывочной на этаже, а тут прямо королевские условия. И всё благодаря вам, сеньор Альварес. Если бы вы не просили за сеньориту, я бы придержала место для другой барышни.
— Вот и придержите, а сеньорите Кинтеро предложите место в комнате пониже.
— Увы, увы, мест нет. Того и гляди, придётся в мужскую часть общежития заселять. Она куда больше и выбор свободных мест куда шире. — Она задумчиво погрызла карандаш и неожиданно предложила: — Может, тогда и начнём заселение с сеньориты Кинтеро?
— Спасибо, меня устраивает комната тридцать восемь в этой части общежития, — решительно вмешалась я в этот милый разговор.
Не знаю, что за кошка пробежала между этими двумя но становиться жертвой их взаимной неприязни не хотелось, а значит, следовало как можно скорее уйти из-под перекрёстного огня.
— Вот и славненько, — расплылась в улыбке комендантша, вытащила из ящика стола ключ с биркой, поколдовала над ним и протянула мне. — Тогда можете заселяться, сеньорита Кинтеро. Как я понимаю, сеньор Альварес провожать вас не пойдёт? Он очень, очень занятой сеньор.
Сеньор Альварес подтвердил её слова кислой улыбкой и уверениями, что будет рад меня видеть в любое время, если вдруг у меня появятся какие-то вопросы. Я поблагодарила, сложила форму назад в мешок и отправилась искать комнату тридцать восемь, распрощавшись с поклонником на пороге комнаты коменданта и забрав у него свой скавояж.
Комнату номер тридцать восемь я нашла без труда. Перед дверью я задержалась и постучала. Ответа не было, на всякий случай дверь я толкнула, и она открылась. В комнате оказались две девушки: одна забралась с ногами на кровать и прижалась к её спинке, вторая стояла посреди комнаты, уперев руки в бока. Привлекала к себе внимание только вторая — и яркой внешностью, и высокомерным поведением, и дорогой одеждой. Она не ограничивалась демонстрацией одежды на себе: вещи были разбросаны по её кровати и по той, которая будет моей. И даже на той, где сидела девушка, тоже что-то валялось. Создавалось впечатление, что сеньорита собралась открывать одёжный магазин прямо тут, в общежитии. Не хватало только вешалок и манекена. Впрочем, за манекен вполне сошла бы сама владелица вещей. У неё было такое же кукольное бессмысленно-высокомерное лицо.
— Чего надо? — грубо спросила она.
— Меня заселили в эту комнату.
— Как заселили, так и отселят, — она нехорошо улыбнулась. — Я собираюсь тут жить одна.
Стала понятна причина, по которой освободилось место именно в этой комнате. Наверняка предыдущая вселившаяся не выдержала давления и сбежала. Возможно, даже заплатила за смену комнаты. Маленький приятный комендантский приработок. Не зря она так радостно нас убеждала, что мест нет.
— Мало ли чего ты собираешься, — отрезала я, сделала шаг внутрь и прикрыла за собой дверь. — А ну, быстро освободила мою кровать.
— А то что?
— А то твои вещи окажутся на полу.
— Ты-то вообще без вещей остаться можешь, — она усмехнулась прямо-таки по-змеиному. — Смотрю, у тебя их с собой всего ничего.
— Не переживай, новые появятся. Я с собой кучу старья не таскаю, — Усмехнулась я в ответ. Строить из себя зашуганную мышь я не собиралась. — Но если мои вещи будут испорчены тобой, ты и оплатишь.
Спрашивать, какая кровать моя, не понадобилось, потому что только на одной из заваленных было казённое покрывало, на второй и покрывало было нежно-бежевого цвета, и две пышных подушки лежали одна на другой, в то время как казённая напоминала тонкий блинчик. Я подошла, сгрузила свои вещи на кровать, сдвинула в изножье чужие и посмотрела на их хозяйку, чуть приподняв бровь. Мол, чего стоим, кого ждём?
— А ты наглая, — недовольно протянула она. — Знаешь, кто мой отец?
— Недостаточно богатый сеньор, чтобы снять тебе квартиру в городе, и недостаточно влиятельный, чтобы выбить личную комнату? — ехидно уточнила я. — Всё самой, всё самой, да? Всё вот этими нежными белыми ручками.
Она оскалилась совсем уже недружелюбно. Девица же на кровати даже рот руками прикрыла, чтобы не расхохотаться, и испуганно посмотрела на наглую захватчицу — не заметила ли та, что над ней потешаются. Но моей противнице было не до того. Она не сводила с меня злых глаз, ноздри раздувались в бешенстве, а в голове наверняка лихорадочно вертелись шестерёнки, пытаясь подобрать достойный ответ, но вызывая лишь перегрев головного мозга.
Затянуться это могло надолго, поэтому пришлось сгрести её вещи самой и свалить на её кровать.
— Она так и спит под кучей одежды? — спросила я молчаливую девушку, которая сначала кивнула, потом замотала головой, а потом пожала плечами. Всё это она проделывала, смотря то на меня, то на мою противницу. — Странно, в тряпьё обычно зарываются бедняки…
— Тебе лучше знать, как спят бедняки! — очнулась наконец агрессивная девица. — Убирайся из моей комнаты! Немедленно!
Я демонстративно повернулась к ней спиной и принялась выкладывать вещи из саквояжа. Меня очень беспокоило, как там мои бутылочки с зельем. Судя по тому, что запаха корицы не ощущалось, в этот раз флаконы транспортировку перенесли хорошо, даже при отсутствии охраняющего кокона. Впрочем, у сеньоры Лусеро, чьими флаконами я воспользовалась, простых расходников не было, стекло было усилено и пусть было не совсем небьющимся, но близко к этому.
Спиной к противнице я повернулась зря. Я была уверена, что она не способна ни на что более серьёзное, чем поорать и потопать ногами, поэтому пинок оказался для меня полнейшей неожиданностью. Я полетела на кровать и лишь в последний момент успела выставить перед собой руки так, чтобы не придавить саквояж. Было бы ужасно остаться без зелья в самый ответственный момент.
Повернулась я к злобно ухмыляющейся девице, горя праведной яростью. Через секунду она уже валялась на своей кровати, с завёрнутой за спину рукой, и тыкалась носом в собственные шмотки. Она визжала, брыкалась и ругалась, как матрос в загуле после изрядной дозы рома принятой на грудь. Пришлось завести её руку ещё выше, отчего она взвыла и забилась в истерике, теперь требуя от меня только отпустить.
— Если ты, дрянь такая, ещё раз прикоснёшься ко мне любой частью своего грязного тела, то я тебе сломаю сначала эту руку, потом другую, а потом и обе ноги, — прогремела
