жену, но в сенях чей-то голос, кажется, супруги Вязова:
— Дело-то какое! — Она поднесла платочек к глазам, всхлипнула.
— Да что с тобой? — обескураженно спросила Сорокина. Поликарп Данилович даже сбегал на кухню, принес ковш воды. — Беда какая?
— Да уж не знаю как и ска-азать… — отвечала та нараспев. — Срам… Сашенька-то моя от Витьки… того… Сама сегодня призналась…
— Что такое?! — Поликарп Данилович даже присел.
Нина Григорьевна ойкнула, побледнела и тоже всхлипнула.
— Да как же это они, — только и выговорила она. — Без расписки-то…
— Твоя Сашка тоже хороша! — обозлился Поликарп Данилович. — Ишь, невтерпеж им стало! — Не выносил он бабьих слез. Топнул ногой, нахмурил кудлатые брови. — Хватит ныть. Идите по магазинам, завтра же свадьбу сыграем. А перед свадьбой жениха выдеру, как сидорову козу! Кобель!..
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
1
И веки еще липкие ото сна, а Софа уже торопит в лодки. Сорвало бон. Его развернуло и ухнуло о крутой каменистый берег, только шум пошел. В илистую затхлую протоку, как сельди в бочку, набились бревна. Для пикетчиков это — гиблое дело.
Умывались прямо с плота, брызгались, как мальчишки. Суворова чуть не столкнули в воду. Поели наскоро — всухомятку. Расселись по лодкам, налегли на весла. В лица ударил сырой, тягучий ветер, прогнал остатки сна.
— Нажимай, нажимай! — с подъемом выкрикивает Софа. В такт взмахам весел он то нагнется, то выпрямит спину, то поднимет, то опустит руки. Колышутся уши у заячьей шапки, болтаются завязки туда-сюда, туда-сюда. — Раз-два, раз-два! — Его голос сливается с говором ближних перекатов.
Лодки идут наискосок против течения, чтобы не снесло далеко. В первых лучах развеселого солнца поблескивают мокрые лопатки весел. Подошли к протоке.
— Корешов, Суворов, со мной, — командует Софа. Прыгает из лодки на бревна. В руках у каждого длинный багор. Остальные пикетчики остаются в лодках.
— Принимай! — Софа вонзает острие багра в крайнее бревно. Ему помогают Корешов и Суворов. Вытолкнули бревно к лодкам. Лодочники вывели его из протоки, пустили на простор реки.
Через несколько часов присели на перекур. Сверху тарахтение моторной лодки. Повытягивали шеи — кого еще там несет?! Куприянов! Ясно, инспектировать едет, на то он и начальник сплавной конторы. Кто-то зашевелился — работать надо.
— Неудобно все же — вот, скажет, работнички.
— Сиди, перекур так перекур, — говорит Софа. — Зачем пыль в глаза пускать, пыль всегда пылью и останется… — умозаключает он.
Платон невольно ловит себя на мысли, что ему по душе такая прямота и честность.
— Прими лодку, — толкает Корешова в бок Петро.
Платон идет к реке. На нем прорезиненная зюйдвестка, на ногах болотные сапоги. Оттого он кажется еще шире в плечах и выше ростом. Забрел по колено в воду, ветер разметал русый чуб. Вытянул руку, поймал нос лодки, одним махом вытащил ее на берег. Куприянов здоровается с ним за руку.
— Какую новость привез? — спрашивает Софа и скалит зубы. Он всегда их скалит, точно всем хочет показать, как хороша жизнь.
— Ничего нового, вот разве только передачку. Кто здесь Суворов? — Куприянов поднял над толовой объемистый узел.
— Ай да баба! Ай, хороший человек! — ударяет по коленкам Софа.
— Да, уж женщина так женщина, — поддакивает Куприянов. — Пристала — и все тут! Вези, говорит, меня на пикет… Еле отговорил, а передачку все-таки сунула…
Петро смущен. У Петра кривятся в улыбке обветренные губы. Он растерянно топчется с узлом, не знает, что же с ним делать. Потом кладет на землю, развязывает.
— Налетай, братва! Еды на всю бригаду хватит!.. Расселись вокруг узла.
— А на двенадцатом бы следовало по берегам поставить козлины, а? — Куприянов чистит яичко. — Люблю всмятку, — приговаривает он.
— Надо бы! — чамкает Софа. Его любимая поза — сидеть поджав под себя ноги.
Платон тоже ест из общего «котла». Такой уж характер у Петра — для других он готов отдать и свою рубашку. Софа ввел в бригаде такой порядок — зарплата всем поровну. «Уравниловка», — сказал как-то Наумов. Хабибулин на это темпераментно возразил: «Какой такой уравниловка! Он человек, я — человек, всем деньги нужны. Моя бы платил их не по чину, а по тому, кому они нужнее… я бобыль, а у него — пятеро детей, я бригадир, а он нет, кому прикажешь больше платить, а?!» У Софы, как заметил Платон, был на многие вещи свой взгляд, своя философия, подсказанная жизнью. Он, например, мог, не моргнув глазом, соврать хоть кому, если считал, что это на пользу дела. Так, например, когда бригада выезжала на сплав, всем выдавали по одному одеялу, Софа раздобыл по паре.
«Я ему (завхозу) сказал, нет совсем одеял. Он мне раньше выдал без расписки. Тот башка хватил, как нет, куда делись! Давал еще. А уж потом я ему говорил честно, он ругался, зато всем тепло…»
— Лихая у вас технорук, — между делом заметил Куприянов. — Промчалась на «козлике», когда на лесоучасток ехал, как угорелая. Наверное, в леспромхоз по какому важному делу вызвали.
— Ага, по делу… — покрутил головой Софа, посмотрел на Платона, дальше разглагольствовать не стал. — Ладно, надо работать, — вдруг поднялся Хабибулин. — Катерина, шайтан, всех обкормила, теперь ленивый, как баран, будешь…
Снова протока, и снова бревна. «В леспромхоз помчалась!» — Платон с остервенением, что есть силы всадил острие багра в толстое, важное бревно с косым срезом…
2
«Козлик» Рита вела на большой скорости. По днищу дробно стучали мелкие камешки; брезентовый верх бился на ветру, будто над головой Риты не отставая летела стая птиц. Машину водить тоже научил ее Турасов. Рита отлично помнила эти уроки. Бывало, она заезжала в кювет, растерянно и даже испуганно вцепившись пальцами в баранку, а Турасов, сидевший справа в роли пассажира, едва уловимо улыбался и шутил: «Завтра же застрахую жизнь…» Он нарочито медленно вылазил из кабины, заглядывал под колеса и, разыгрывая Риту, делал серьезное лицо. «Н-да, Маргарита Ильинична (он отчего-то всегда называл ее по имени и отчеству), рессоры полетели. Придется на ваш счет их отнести.
Ему будто нравилось видеть, как у Риты совсем по-детски вздрагивали розовые губы, как она вскидывала брови. А когда Турасов, открывал, что это всего лишь шутка, Рита вспыхивала. Ему нравилась она и такой — горячей, ершистой…
Быстрая езда несколько успокоила Риту. Она уже подумала, стоило ли вообще выезжать в леспромхоз. Ведь ничего, собственно, не произошло. Ну, не позвонил, ну, не приехал, мало ли у него забот… Но что означал этот нагловатый смешок главного инженера — к нему гости приехали… Рита непроизвольно прибавила газу.
«Нет, нет, Сергей не такой, — убеждала она себя, — он хороший, он лучше всех…» Ей припомнилась живо, до мелочей последняя их встреча. Они
