остывающую землю. Место решил ничем не помечать – достаточно того, что он знает, где они.
Дома посмотрел в зеркало над раковиной. Серое лицо, корка грязи – и две дорожки вниз под глазами.
Умылся, сел на кровать. Из темноты проступили очертания детской кроватки. Надо будет завтра отнести ее наверх, в пустую Иркину комнату. Или сразу на свалку – чего уж теперь…
Ночью растревожились собаки. Казбек не лаял, а издавал высокий, пронзительный вой. Надсадный, потусторонний вопль, от которого шли кожей мурашки. Эльбрус вступил низко и гулко, равномерным отрывистым хрипом.
Никто не ответил им. Весь остальной поселок молчал, затаившись.
Ольга Есаулкова
И пошел настоящий снег
– Я хочу убить свою дочь…
Сергей отложил ручку и внимательно посмотрел на женщину, сидящую напротив. Клиентка теребила тонкими сухими пальцами бумажный платок, скручивала в жгут, а затем снова расправляла, периодически поднося его к пламенно-красному рту, нелепо выделявшемуся на немолодом, нездорово бледном лице.
– Сколько лет вашей дочери, Тамара Львовна?
Сергей тихонько постучал ручкой о стол красного дерева – вычурно дорогой, купленный в кредит, но Сергей просто не представлял себе кабинет психолога, имеющего право брать деньги с клиентов, без этого чертова стола, будь он неладен. «Серый, этот стол ты взял в ипотеку, а не в кредит», – ворчал Вовка Титов, затаскивая вместе с Сергеем на второй этаж по лестнице тяжелую громадину стола, воцарившегося в помещении так, словно именно ради него все и затевалось.
– Тридцать шесть, – прошелестела клиентка.
Почему просто нельзя залезть в голову другого человека и все рассмотреть там внимательно? Включить свет, потереть тряпочкой, где надо, и вуаля – все ясно, понятно и исправимо. Еще два года назад Сергей наивно полагал, что примерно так и делают всемогущие психологи, и разочарование, постигшее его еще в самом начале обучения, было так велико, что хотелось все бросить и не лезть в это дело. Но интерес оказался все-таки сильнее, да и натаскали его на курсах хорошо. Настолько хорошо, что вот сообщает ему человек какой-то нелепый ужас, а он, Сергей, сидит себе спокойно и даже не дергается. Молодец, конечно. Теперь надо докрутить, и если не залезть в голову клиентки, то хотя бы на секунду приподнять плотную штору, закрывающую ее мысли и чувства.
– У вас напряженные отношения с дочерью?
– Как вам сказать, Сергей Владимирович… Мы не были никогда близки, словно подружки, секретами она со мной практически не делилась, советов не просила. Да мне и самой это не требовалось. Но каких-то ссор или конфликтов между нами – нет, не было. Наоборот, знаете, все у нас чересчур спокойно, иногда – аж до тошноты, – и клиентка едва заметно скривила губы, глядя мимо Сергея куда-то в окно, забронированное бледно-голубыми жалюзи. Любопытно…
– А как вы понимаете, что хотите убить свою дочь? В каких ситуациях это происходит?
– Мне часто снится, что я душу ее подушкой, по ка она спит… Знаете, и наволочка на подушке всегда болотного цвета и пахнет еще так – несвежим отсыревшим бельем, гнилью. И когда я понимаю, что она мертва, мне становится так свободно и благостно… Легко… А потом я просыпаюсь, и первые мгновения мне кажется, что все это было бы правильно сделать наяву. Затем морок проходит, но… – Тамара Львовна закрыла глаза и правой рукой обхватила себя за горло, будто пытаясь унять дурноту, и засипела.
Сергей пододвинул клиентке стакан воды и поправил ворот своей льняной рубашки:
– Есть что-то еще, Тамара Львовна?
– Вы верите в судьбу, Сергей Владимирович? – вдруг приглушенно и торопливо заговорила клиентка. – Что если не бежать от нее, а бежать к ней? И сделать наконец то, что так хочется и так тянет сделать – и это будет правильно?
Тамара Львовна замолчала, промокнула лицо изрядно измятой салфеткой и уже совсем потухшим, еле слышным голосом прошелестела:
– Я устала… понимаете, Сергей Владимирович, я очень устала… сопротивляться… очень устала…
…Выходя из своего авто, Сергей наступил в расквашенную снежную лужу, притаившуюся прямо у двери, и чертыхнулся. За каким лешим его понесло вернуться в Россию в самое мерзкое время года, когда влажный снег, целенаправленно падающий за воротник, сменяется ледяным дождем с пронизывающим, словно выдергивающим кости из скелета, ветром… А до Нового года, кажется, еще бесконечно далеко, как до соседней галактики: вроде видно, но недосягаемо. Еще раз чертыхнувшись и высказав луже все, что он думает о ней, о ее матери и прочих родственниках, Сергей направился в кафе с табличкой на двери: «Закрыто. Но если очень надо, то открыто». «А если надо, но не очень, тогда как?» – ухмыльнулся Сергей.
Вовка уже разминался пивом, поэтому являл собой человека, вполне довольного жизнью, несмотря на сутки дежурства в отделении полиции. Неделю назад ему присвоили капитана, и он чувствовал себя королем мира, что, впрочем, продлится очень недолго и вскоре закончится разочарованным запоем под кодовым названием: «Ну, вот, теперь уже точно никаких перспектив», причем не менее длительным, чем по поводу недавнего назначения.
– Серый, давай скорее, я уже все заказал! – махал рукой Вовка.
И из двери рядом с барной стойкой, словно из волшебного шкафа, смуглые добродушные официанты несли и выставляли перед Вовкой и Сергеем миски с дымящимся борщом с обжигающим духом чеснока и кислой сметаны, разновеликие плошки с пахучей зеленью и маринованными овощами, а в самый центр стола венец творения – огромную, как полнолуние, тарелку, наполненную жареной с белыми грибами картошкой. И от этого всего аромата кружилась голова и нестерпимо хотелось выпить и медленно-медленно, смакуя и постепенно хмелея, закусывать и снова выпивать.
Сергей махнул долгожданную стопку коньяку, закусил маринованной черемшой и огромным ломтем картошки и отогрелся, оживился наконец.
Разговор тек неспешно и бесцельно. И где-то в тягучем диалоге, стараясь попасть между строк, Сергей вклинил-таки свою историю про странную клиентку, не то чтобы напугавшую его, но… как говорится, осадочек неприятный остался. Очень неприятный. Тревожный такой осадочек.
– И понимаешь, у меня же есть договор с этой дамой: там фамилия, адрес, все дела… И она после того сеанса как в воду канула, а ведь договорились на следующую встречу, но она не пришла, и телефон у нее выключен. А ну как она реально свою дочь намерилась убить? Не нравится мне ее рассказ, и образы у нее живые, и сама она явно не в себе… Предупредить, может, как-то ее дочь… Поговорить или позвонить… Или что тут еще можно сделать?
Вовка, раздувая ноздри, хлопнул ладонью по
