– Мам, ты же прекрасно знаешь, – заерзала, меняя положения, надеясь таким образом облегчить боль, – я устала говорить об этом.
– Я слышу только отговорки, – в маме вдруг появилась какая-то резкость. – Прямо сейчас, глядя мне в глаза и не юля, ответь: Почему ты ушла от Кости?
Сразу поняла, что она испытывает на мне какой-то психологический прием, и решила подыграть.
– Так всем будет лучше, – повторила скорее на автомате. Так часто говорила это, что уже вошло в привычку.
Но маму не устроил такой ответ.
– Нет! – грубо.
– Ребенок…
– Нет! – снова оборвала.
Да что она хочет услышать!?
– Он не доверяет мне! – выпалила после того как полминуты буравила ее гневным взглядом.
– Почему ты так решила? – продолжала давить и копать, доставляя мне дискомфорт этим разговором.
– Он увидел сомнительные фотографии, послушал досужие сплетни и легко поверил, что я изменница, – озвучила правду, лишь бы скорей закончить допрос.
– Это уже весомый аргумент, – казалось, мама осталась довольна ответом. – А теперь попробуй встать на его место: ты своими глазами видишь фотографии, где он с другой, разве в тебе не шевельнется ревность? Обида? Злость? Сомнение?
От таких образов у меня все внутри скрутило и прошлось сильнейшим спазмом по пояснице.
– В любом случае, я бы сначала выслушала его, – прятала гримасу боли, отворачиваясь.
– Так он и выслушал, – напомнила, хотя лично и не была свидетельницей ссоры.
Я задумалась, все это походило на оправдания. Мне не нужен был повод простить Костю, я любила его и, наверное, простила бы что угодно. Только понимала, что без доверия и, соответственно, без уважения у наших отношений нет будущего.
Как я не старалась, но боль не отпускала. У меня появилось непреодолимое желание встать и походить.
– Не уходи от разговора, – именно так расценила мама мою возню и попытки подняться.
– Да не ухожу я, – боль становилась все навязчивее, а я раздражительней, – спина ноет от этой проклятой кровати. Не могу уже!
– Давно ноет? – как-то странно насторожилась мама.
– Не знаю, может полчаса, час.
– А как именно болит? – начала допрашивать не хуже доктора. – Постоянно ноет или схватывает и отпускает?
Произошел очередной приступ и пришлось переждать, чтобы ответить.
– Скорей периодически схватывает, – выдохнула.
– Как схватки? – не унималась мама.
Да что она пристала, в самом деле!?
– Да, как схватки! – взвинтилась, чувствуя, что на подходе новая волна боли. А потом до меня дошло, к чему все это время клонила мама. – Думаешь, началось? – заволновалась.
– Думаю, да.
Я застыла, не готовая к тому, что роды начнутся вот так и что, возможно, уже сегодня я буду держать на руках своего ребенка.
– Почему мы сидим?! Поехали в роддом! Где моя сумка? – начала паниковать.
– Успокойся, время еще есть, – мама была само спокойствие.
Я слышала, что первые роды – всегда долго, и у меня в запасе несколько часов, но чувствовала бы себя уверенней, если бы уже была под наблюдением специалистов. К тому же сумка с необходимыми мне и новорожденному вещами была собрана еще месяц назад, и все что оставалось – это подхватить ее и сесть в машину.
***
В последний раз оглядела свою комнату, перед тем как окунуться в совершенно новую жизнь. Вместе со своим ребенком. Теперь я никогда не буду одинока.
– Рита? – позвала мама, возникнув на пороге комнаты. – Я собиралась позвонить Косте, но потом подумала, вдруг ты сама захочешь сообщить ему.
Мама права, он должен знать, что буквально через пару часов станет отцом.
– Да, сама.
Мама вышла, будто оставляя нас с Костей наедине, хотя он и находился за многие километры от меня.
С волнением слушала гудки, уже и не помнила, когда вот так звонила ему.
– Слушаю, – раздался такой родной и любимый голос. Боже, как же я соскучилась по нему! – Рита? – позвал, когда я молчала, просто наслаждаясь звуком его тембра.
– Костя я …. – несколько месяцев я не произносила вслух его имени, и даже это теперь доставляло мне удовольствие. Но новая схватка быстро отрезвила меня и напомнила, с какой целью я звонила. – У меня начались схватки, мы едим в роддом. Подумала, ты должен знать.
Долгая пауза – Костя переваривал услышанное, а потом этого его бесчувственное:
– Я понял. Спасибо, – и положил трубку, я даже не успела возмутиться.
И что это значит? Ему наплевать? Он больше не любит и ему не интересно, что со мной происходит? Морально я давно готовилась к тому, что растить ребенку буду одна, но в такой важный момент, как роды, все равно надеялась получить Костину поддержку. А он – «спасибо».
С этим Соболевым всю голову сломаешь. Он, как головоломка.
– Это тебе спасибо! – прокричала в давно погасший телефон, и в полной боевой готовности встретила новую схватку.
12 глава. По-настоящемуОказалось, те первые схватки были только цветочками. Настоящие я ощутила намного позже, уже находясь в родовом отделении.
Поначалу, слушая истошные крики других рожениц, пообещала самой себе стойко терпеть боль и не вопить как полоумная. Но скоро я готова была забыть о глупой клятве, и просто выть. Весь мир сузился до двух точек отсчета: начало и конец схватки.
Маму я сразу отослала из палаты, чтобы она не видела, как меня скручивает при каждой схватке. Еще, наверное, какой-то животный инстинкт говорил мне, что процесс будет идти легче и быстрее, если я стану отдаваться каждой схватке в полной мере и так, как она того требует: стонать, хвататься за что-нибудь руками, изгибаться. А присутствие мамы, да любого знакомого человека, заставляли меня думать о том, как я выгляжу со стороны, и каждый раз пытаться контролировать себя.
Поэтому, когда во время очередной схватки, скрипнула дверь, я была готова сорваться на незваного гостя. Я уже открыла рот, чтобы выставить его, но согнулась под силой спазма и уцепилась за поручни кровати. Правда, промахнулась и одна рука рассекла воздух, пока ее не поймала чужая. В тот момент было не важно, чья это рука, главное, она поддержала меня, когда от усталости из глаз потекли слезы.
Болезненная волна постепенно схлынула, я отдышалась и, наконец, подняла голову на своего «спасителя».
Костя, мой Костя.
Он выглядел иначе, чем я помнила его, по крайней мере, внешне. Не было больше модной прически, ее сменила типичная мужская стрижка, а всегда гладко выбритое лицо теперь потемнело от щетины.