масс росла. Этим утопиям Мишле противопоставляет свою мелкобуржуазную утопию, где люди, перевоспитанные гражданской любовью, сохраняют незыблемыми и собственность, и все социальные различия, примиряя их в общей гармонии.
Что же получилось из концепции, выдвинутой Жюлем Мишле в его книге «Народ», книге, которая была порождена глубоким разочарованием в Июльской революции 1830 г. и которая должна была подытожить печальные раздумья автора о происшедшем, наметить новые пути. В созданном Мишле произведении на авансцену поставлен был народ, как творец, как главное действующее лицо, герой истории. Безграничным оптимизмом были проникнуты все упования Мишле насчет народа, и в этом чрезмерном оптимизме опять-таки выражался протест против плутократического строя, установленного французской буржуазией 30-х годов. Великое сочувствие к обездоленным народным массам, стремление привлечь внимание высших классов к их страданиям, побудило Мишле идеализировать эти массы. Он превозносил инстинкт простых людей и ставил его выше рассудочности и отвлеченного мышления людей образованных; он приписывал народу героизм, способность к подвигам и самопожертвованию, любовь и сердечную теплоту, в противоположность физической и моральной немощи высших классов, их бездушию, черствому эгоизму и душевной пустоте. Но в таком случае народу нечему было учиться у верхних слоев, и последним оставалось лишь стараться приблизиться к народу и усвоить его добродетели.
Такая идеализация народа в конечном счете только углубляла тот социальный разлад, о котором так сокрушался Мишле. Выделяя из нации народные массы, награждая их всякими преимуществами и обособляя их, Мишле-народолюбец сам подрывал столь дорогое его сердцу патриота единство Франции.
Несостоятельным оказывался и выдвинутый им план перевоспитания. С характерным для Мишле экзальтированным патриотизмом, переходящим временами в национализм, он рисовал Францию, как общее отечество всех народов мира. Законы Франции — это законы разума, история Франции — это всемирная история, Франция — это принцип всеобщего братства, и даже штыки французских солдат — «святые штыки», которым предназначено сдержать нашествие «варваров...» Поэтому краеугольным камнем воспитания во всенародной школе Мишле хотел сделать такой экзальтированный патриотизм. Но если бы задуманная им школа и привела бы к сближению классов, то она неминуемо должно была привить детям чувство вражды и нетерпимости ко всему нефранцузскому, стать рассадником шовинизма. Мишле пытается сгладить это противоречие тем, что усматривает во французском народе все человечество, но это уверение не спасает дела.
Таковы основные противоречия, пронизывающие книгу «Народ». Они отражают противоречия в самом историческом мировоззрении ее автора, великого народолюбца, озабоченного судьбами своего народа.
Оценивая это произведение Мишле, его слабые стороны — несостоятельность предложенных автором решений социального вопроса, которые были обусловлены мелкобуржуазным характером его мышления, не позволившим ему разобраться в общественных отношениях его времени, нельзя, однако, не воздать должное сильным сторонам книги. Страстный республиканец, вложивший в эту книгу самого себя, со всем своим демократическим пылом и революционно-патриотическим пафосом, Мишле, показав глубокое понимание классовых противоречий, без колебаний стал на сторону трудящихся масс. Пером романиста он описал их нравственные преимущества, дал яркую картину их жизни, полной всевозможных тягот. Он заклеймил всякие колонизаторские предприятия и преступное истребление целых племен и народов «цивилизованными» европейцами, в том числе и французскую войну в Алжире. Это придает его книге о народе непреходящую ценность.
Но книга эта отнюдь не была конечным этапом в творчестве Мишле. Мысль о единении с народом, о том, что можно для него сделать, продолжала быть предметом его нескончаемых раздумий и забот. Выход этим теснившимся в его голове мыслям и планам Мишле давал в своих лекциях. Но уже 2 января 1848 г. курс, который он читал в Коллеж де Франс и который посвящен был социальному обновлению и революции, был по приказу министра приостановлен. Разразившаяся в феврале революция перечеркнула этот запрет, и 6 марта Мишле и Кине в торжественной обстановке возобновили чтение своих курсов.
Мишле приветствовал эту революцию как исполнение своих заветных чаяний. Он радостно отмечал рост революционного движения во всех странах Европы, даже в Англии, где в это время происходил бурный подъем чартизма. Но Мишле, «знавший одной лишь думы власть», думы о демократическом единстве народа, испуган был выступлениями пролетариата. Июньские дни 1848 г. привели Мишле в полное душевное смятение. 27 февраля 1849 г. он отмечает в своем дневнике: «Ужасная ночь 24 июня после яркого света и великих февральских надежд была для меня сильнейшим ударом в сердце... Подавленный, мрачный и печальный, я вернулся к повседневной работе над моими историческими повествованиями»[359].
Поражение рабочего класса в июньские дни привело к спаду революции, наступила полоса реакции. Уже в феврале 1851 г. слушатели Мишле, устраивают шумные манифестации, враждебные Луи-Наполеону, в связи с чем в марте, как сообщает администратор Коллеж де Франс министру, появляется приказ, запрещающий Мишле дальнейшее чтение курса. Государственный переворот 2 декабря 1851 г., положивший конец Второй республике, тяжело отразился и на личной судьбе Мишле: за отказ принести присягу Луи-Наполеону, которая требовалась от государственных служащих, он был уволен из Архива и лишен кафедры вместе с Кине и Мицкевичем — на этот раз окончательно. Следует отметить, что Мишле считал себя вместе со всем «образованным классом» ответственным за крушение республики. 19 мая 1852 г. он записывает в своем дневнике следующее: «Я осуждаю себя за 2 декабря, я вменяю его в вину не только себе, но и всему «образованному» классу, всей пишущей и ораторствующей братии, прессе и парламенту. Мы ничего не сделали для народа и за это расплачиваемся. Вступим же, если можно, на лучший путь»[360].
В этот период своей жизни, полный горьких разочарований и потрясений, Мишле закончил свой давно начатый труд «История революции» («L'Histoire de la Revolution»), где он снова попытался дать выход своим демократическим и патриотическим чувствам. В изданных в 1847-1853 гг. томах «Истории революции» он уже больше не идеализирует средневековье: с ним он покончил еще в книге «Народ», в конце которой писал: «...Средним векам, которым я посвятил свою жизнь, чье трогательное, но бессильное вдохновение я воспроизводил в своих исторических трудах, я должен сказать: «Назад!». Ведь теперь нечистые руки вытаскивают их из могилы и кладут нам под ноги, словно камень, чтобы заставить нас споткнуться на нашем пути к будущему».
Оставшись не у дел и всецело отдавшись литературе, Мишле создает целый ряд произведений, посвященных природе («Птицы», «Насекомые». «Море» и др.), не имеющих непосредственного отношения к истории, но исполненных юношеского вдохновения и лирического восхищения природой. К этому же времени относятся и труды, касающиеся семейной жизни и вопросов воспитания, которые Мишле решает в духе Руссо и Песталоцци («Дети»). Семья, отечество, природа — вот итог размышлений Мишле о назначении человека.
Одна из лучших работ Мишле — его
