была оглушительной. Пауза затягивалась. Я опустила голову, тяжело дыша и восстанавливая самообладание. Тяжесть в груди толчками пульсировала и забирала у меня воздух…
А его руки внезапно и при этом бережно коснулись моих плеч. Мурашки на моих руках, должно быть, стали размером с горошины. Кожа тут же заполыхала, и я нервно повела плечами.
— Вера, — тёплый воздух коснулся моего уха.
Он накрыл мои плечи пледом и нерешительно потянул меня на себя. Прижимаясь крепкой и широкой грудью к моей спине, он протяжно выдохнул мне в волосы. Тиски стали крепче. Они усиливались с каждой секундой.
Мои руки моментально впились в его запястья, а голова упала. Я коснулась щекой его предплечья и закрыла глаза.
Вот оно… то, чего мне так не хватало. То, что заставит меня дышать полной грудью. Сердце зачастило… я ощущала его биение на корне языка. И при этом готова была заснуть в этих чрезмерно сильных объятиях.
— Иди сюда, — тихо произнёс, разворачивая меня к себе. И, подчинившись, я уткнулась лицом в его грудь. Едва ли не зарываясь носом… и втягивая приятный и знакомый запах.
— Почему ты не приходил? — снова спросила, сжимая в кулаке ткань его рубашки, — ты должен был прийти раньше. Сразу.
— Прости меня за всё, — прошептал мне в макушку, — я так виноват, Вера. Я виноват во всём. Я лучше сдохну, чем позволю снова кому-то тебя обидеть. Прости меня.
Его рука взметнулась, и тёплые пальцы зарылись в холодных волосах. Я тихо застонала, поддаваясь этим ласкам, и, наконец, подняла голову. Открыла глаза не сразу. Знала, что Виктор смотрит на меня. Изучает лицо и, возможно, те ссадины, что остались. И я дала ему время на это. А когда он костяшками пальцев провёл по моей щеке, я была не в силах ещё дольше держать глаза закрытыми.
То, что казалось мне раньше диким и отталкивающим, стало не просто нормой. Это стало необходимостью.
— Только не прогоняй меня, — тихо проговорил, продолжая ворошить мои волосы.
— Не буду, — мне показалось, что я тону в кофейной радужке его глаз. Просто тону. И, брось мне кто-то спасательный круг — я проигнорирую его.
Услышав мой ответ, он улыбнулся мне уголком губ. Полные и чувственные, и одновременно жёсткие мужские губы… И, поколебавшись несколько секунд, Виктор наклонился и припал к моим губам. Нежно и осторожно. Горячий воздух опалил нутро. А его поцелуй стал настойчивым. Немного грубым. Жадным. Мои щёки вспыхнули от прилившей крови, а ноги, и без того слабые, на миг подкосились.
— Держу, — оторвавшись, произнёс мне в губы. Улыбнулся.
Его лоб касался моего. Рука, до этого зарывающаяся мне в волосы, сместилась на шею. А другая крепко обхватывала талию.
— Держи, — повторила задыхаясь.
— Нам многое нужно обсудить, Вера, — по интонации не трудно было догадаться, что этот разговор будет тяжёлым для нас обоих.
Кивнув, я обратила внимание на уплотнение под тканью его рубашки. Провела рукой и вопросительно взглянула на него.
— Что это? — снова провела ладонью, слегка надаила. И он, прищурившись, зашипел. — Там рана?
— Бывает, — скривившись, Виктор сделал вид, что ему не больно.
— Почему без фиксатора?
— Решил, что сегодня он будет лишним…
— Геройствуешь? — впрочем, какие-то вещи остаются без изменений. Та же история, что и с тростью.
— Ты, как я посмотрю, тоже. — Виктор кивнул на кресло, от которого я с бараньим упрямством пыталась избавиться.
— Это другое.
Мотнув головой, я про себя улыбнулась. Два калеки…
Произносить вслух не стала, но параллель была проведена.
Повисла пауза. Тягучая и приятная. И в этой паузе замерли все мысли. Только бесконечное чувство долгожданного спокойствия.
— Скоро ты увидишься с родителями, — прервав молчание, Виктор аккуратно обвёл большим пальцем мои губы.
— Скоро?
— Да. Как только твои раны заживут, мы тут же поставим их в известность.
— Что я им скажу?
— Мы всё обсудим. Не беспокойся.
— Я не смогу сказать им правду. Они не переживут этого.
— Мы побережём их здоровье. — Серьёзно произнёс, продолжая очерчивать мои губы пальцем.
— Они искали меня? Велись какие-то поиски?
Виктор кивнул. А затем ласково прошептал:
— Вера?
— М? — я вопросительно выгнула брови.
— Ты позволишь мне?.. — замолчав, он тяжело сглотнул. А через секунду продолжил: — позволишь мне быть в твоей жизни?
Этот вопрос был настолько неожиданным, что я буквально онемела. Открыв рот, смотрела на Виктора и пыталась понять: не послышалось ли мне?..
Готова ли я? И что меня ждёт, если он будет в моей жизни?
— Подожди, — произнёс, едва я дёрнула нижней челюстью, чтобы ответить, — не отказывай. Не надо…
Отстранившись, он провёл ладонью по своему лицу и, приподняв голову, громко вздохнул.
— Виктор, я…
— Дай мне время. Хотя бы до свадьбы? Месяц… это ведь не так много.
— До свадьбы? — я непонимающе дёрнула головой.
— До свадьбы, — повторил Виктор.
— До какой свадьбы? — я видела растерянность в его глазах. И чувствовал то же самое.
— Кира. И Клим… тебе ещё не говорили?
— Нет, — прикусив губу, я посмотрела в ту сторону, куда ушла моя гостья, — она хотела меня пригласить?
Виктор кивнул.
Мне показалось, что его взгляд обнажился. Словно открытая зияющая рана. Он смотрел так, будто боялся, что я вот-вот исчезну. Растворюсь в воздухе.
И я боялась того же. Молчала, хотя мысленно уже ответила на его вопрос. Я ответила на него ещё даже не услышав. Ответила как только пришла в себя…
Позволю.
Конец
Примечания
1
С’est la vie — «Се ля ви» (C'est La Vie, иногда по-русски пишется слитно: «селяви») французская поговорка, в дословном переводе означающая «такова жизнь».
2
Je vše připraveno? (чеш.) — всё готово?
3
Dávno (чеш.) — давно.
