За спиной у Машки вырастает громадная разлапистая тень, я вижу, что у тени - множество маленьких злобных глаз. Она нависает над напарницей, распахиваются ужасные челюсти...
- Маша! - забыв обо всём, я рыбкой сигаю в пузырь и... падаю на каменный пол пещеры. Больно.
- Стоит тебе согласиться... Ведь еще не поздно. Её еще можно спасти.
Поднявшись на колени, я вставил на место челюсть, вытер кровавые сопли и отряхнул ладони.
- А я разве не сказал? - притворно удивился Ариман. - Впустить меня добровольно. Позволить мне занять твоё тело.
Невольно я схватился за горло, слепо заелозил непослушными руками по груди... Машка! Ведь она здесь из-за меня. Если она погибнет... Может, стоит согласиться? Что значит моя жизнь против жизни напарницы?
По привычке я попытался нащупать амулет. Волшебную макаронину, подаренную отцом Дуршлагом, когда я поступил в Академию. Покрутить в пальцах твёрдый цилиндрик, почувствовать его хрупкую силу... Но макаронины на груди не было. Так же, как и крестика бваны, и других милых моему сердцу памятных сувениров.
Все они прятались под косовороткой. Ариман их не видел, не мог видеть. И значит, о них не знал... Как он там сказал? Морок. Видение.
Я усмехнулся и сунул под нос Аримана фигу. Или, как называл её Лумумба, магическую мудру из трёх пальцев.
Сильная вещь. Практически безотказная.
Ариман тяжело вздохнул.
- Значит, не договоримся. А жаль.
И он легонько, словно шутя, стукнул меня по лбу.
В глазах потемнело, я начал падать...
Глава 21
Маша
- Зря не спросили, где видели железную птицу в последний раз, - попеняла я Ананси.
- Повторяю для тупых: Навь дискретна, здесь бесполезно пользоваться ориентирами.
- И что делать?
- Главное - сила намерения. Думай о птице. Как бы... притягивай её мысленно.
- Да стараюсь я. Только ничего не выходит.
- Плохо стараешься. Приложи усилия.
- Знаешь, что? Сам старайся. В конце концов, ты обещал помогать.
- Да? А ты не обещала? У нас сделка, между прочим. Может, соберешь всё-таки свои крошечные мозги в кучку и представишь...
- Да я сейчас твои мозги в кучку соберу. И скажу, что это ёжик накакал.
- Ау... Знакомые всё речи.
Из зарослей показалась обмотанная лианами низенькая фигурка.
- Гамаюн! Как ты нас нашла?
- Вы так орёте, что вся Навь в курсе.
Мы обнялись. От вороны пахло прелой листвой, болотом и перегретым машинным маслом.
Рада я была - слов нет. Иголка, упорно долбившая сердце несколько часов, с громким треньканьем выскочила и затерялась в траве.
- А мы как раз тебя ищем, - я погладила птицу по гладкой макушке. - Нам звери лесные рассказали, что ты кольцо Аримана спёрла.
- И вовсе не спёрла. Оно там без присмотра лежало, вот я и прибрала... Чтобы не украл кто.
- Ну да. Конечно. А ты, значит, самая честная. Никогда чужого не возьмешь.
- Сызмальства воровать не приучены.
- Аг-хммм...
- Ой, Гамаюн, ты Ананси помнишь?
- Как не помнить... - ворона встопорщила перышки. - Ты это, скажи ему, если кусаться полезет - я и клюнуть не побрезгую.
- Но-но, - паук с достоинством выпрямился. - Мы с вами, уважаемая, на брудершафт не пили.
- А есть? - оживилась ворона. - Со вчера маковой росинки в клюве не было.
Паук посмотрел на меня.
- Она железная. Почему ведет себя, как живая?
- Тайна сия великая есть... - пожала я плечами. - Деус экс махина...
- Сама ты махина!
- Тихо, - Ананси, протянув длинные руки, одной зажал мне рот, другой - перехватил клюв вороны. - Сюда кто-то идет.
Я глазами показала, что поняла.
- Что делать будем? - проскрипела тихонько Гамаюн.
- Ничего, - так же тихо ответил Ананси. - Не двигайтесь. Не дышите. Не моргайте. Это - вопрос жизни и смерти.
И он зашевелил длинными бледными пальцами, словно плёл паутину.
Мы замерли. Только в брюхе у Гамаюн что-то очень тихо, но явственно тикало - как будильник под подушкой.
Тьма обступила со всех сторон. Стихли шорохи, скрипы, противные у-гуканья, на которые я старалась не обращать внимания последние полчаса... В ушах сделалось гулко, как после хорошей уборки. Я даже улыбнулась, до того это было приятно: ничего не слышать.
А потом у меня зачесался нос. Потом - ухо. Потом - правая ступня, левое колено и живот. Через десять секунд у меня чесалось в семнадцати местах. Аж слёзы на глазах выступили. Двигаться я опасалась - вдруг паутинка, которую набросил на нас Ананси, порвётся...
Через пару минут я была готова броситься на землю и кататься по ней, пока не сдеру всю кожу, но тут меж деревьев показался белесый силуэт и я сразу обо всём забыла.
Прямо на нас, аккуратно придерживая пышные юбки и обходя кочки, шла Эрзули. В предутреннем зыбком тумане она походила на сбежавшее из сумасшедшего дома привидение.
За Эрзули, одышливо покряхтывая и громко шурша подолом по мокрой траве, топала Мама.
Мы с Гамаюн встретились взглядами. Вот он, момент истины: стоит пауку подать хотя бы крошечный знак...
Эх, где мои верные пистолеты?
- Подожди, Фреда... - позвала Мама. Эрзули закатила глаза, а потом нехотя обернулась. - Считаешь, мы поступаем правильно? - казалось, они продолжают давний, начавшийся не сейчас, разговор.
- Он перестал быть Легбой, - ответила Эрзули. - Он нас предал, - дальше они пошли рядом. Не обращая на нас, кстати, никакого внимания... - Он вбил себе в голову, что люди и маги равны. Более того: на Севере он СЛУЖИТ обычным людям. По крайней мере, так говорил Самеди... Они отдают ему приказы, Мама! Еще не хватало, чтобы в Африке завелись такие приказчики, и стали тут всем распоряжаться.
- Но Ариман тоже устанавливает свои правила.
- Ариман - один из нас. Он понимает, что мы, маги, должны править миром.
- И это совсем не связано с тем, что Легба бросил тебя ради другой женщины?
Голос Мамы звучал хоть и ядовито, но с оттенком боязни.
- Все мужчины одинаковы, - выдохнула Эрзули. - Я не открыла ничего нового.
Лицо её превратилось в равнодушную маску. А я подумала: если убрать всю эту краску, эти черные стежки вокруг губ и белила с щек... Она, наверное, станет очень красивой.
