— Убью, — услышала я крик, и сундук заходил ходуном.
Не теряя времени, я, как есть, босиком, выбежала на улицу.
— Помогите! — во все горло заорала я.
Сильный резкий удар по голове, в глазах потемнело, ноги подкосились, и меня накрыла темнота.
* * *
В сознание я пришла от того, что на меня вылили, судя по количеству, целое ведро ледяной воды.
— Вика, ты меня огорчила, и придется тебя наказать, — Носов перевернул меня на живот и накинул веревку на шею. — Я научу тебя слушаться, — пообещал мне мужчина.
Садист натянул верёвку, и я захрипела, тянул он достаточно сильно, чтобы я начала задыхаться, но не до такой степени, чтобы потеряла сознание.
Он проделывал это снова и снова.
— Виктория, ты больше не станешь меня расстраивать? — абсолютно спокойным голосом спросил меня маньяк, и я ответила «Да». Он и дальше продолжил задавать мне вопросы, на все я отвечала также и умоляла прекратить пытку.
Наконец Носов отпустил и оставил меня одну, перед этим прочитал лекцию, что это первый и последний урок, и выкини я что-то подобное, он избавится от меня.
В одиночестве пробыла я недолго.
Услышала шаги, затем как ключ в замке сделал три оборота, открылась щеколда и скрип открывающегося люка. Носов спускался по лестнице, в одной руке он держал сумку, а в другой стул.
— У меня для тебя подарок, — радостно заявил он. — Раздевайся, — страх промчался по всему телу, закрался в сердце, и я вжалась в угол, как будто он может укрыть меня от маньяка.
— Вика, Вика, — садист осуждающе покачал головой. — Мы же договорились. Кто мне час назад обещал слушаться. Не заставляй меня жалеть о своём решении, дать тебе шанс. Я могу передумать в любую минуту.
Собралась: хочешь жить играй по его правилам.
С трудом, но отлипла от стены и поднялась на ноги.
— Молодец, — похвалил меня Носов.
Он расстегнул молнию на сумке и достал из неё розовое всё в рюшах жуткого вида платье.
— Нравится?! — с гордостью огладывая розовое убожество, спросил Носов, явно ожидая восторг от меня.
— Да, — кивнула я.
— Надевай! — он протянул мне платье и ждёт.
Застыла, не могу себя заставить сделать хоть малейшее движение, а не то, что раздеться и надеть кукольный наряд.
— Надевай, — рявкнул Носов и я, вздрогнув, начала расстёгивать пуговицы своей рубашке.
Под пристальным взглядом маньяка, я сняла всю свою одежду, и осталась лишь в нижнем белье.
Носов хмыкнул и подошёл.
— Лучше куклы у меня ещё не было, — он не мне сделал сомнительный комплимент, он похвалил себя за удачный выбор.
Носов взял платье и сам через голову надел его на меня.
— Теперь займемся твоим лицом. Садись на стул, — скомандовал маньяк.
Носов присел на корточки возле меня, сначала он намазал мне лицо очень светлым тональным кремом, потом приклеил накладные ресницы, нанес румяна и накрасил губы.
— Почему ты плачешь, разве я делаю тебе больно?
Не хочу плакать, не хочу доставлять этому садисту удовольствие, но слёзы всё равно наворачиваются и беспрестанно текут. Он хоть и ласково говорит и просит не плакать, по глазам его вижу, упивается сволочь моими страданиями и ему кроме них, по сути, от меня ничего и не надо. Только мой страх, боль и ужас в глазах оставляют на его лице довольную мину.
Носов закончил разукрашивать моё лицо и, достав из сумки огромный розовый бант, прикрепил его к моим волосам.
— Посмотри, какая ты теперь красивая.
Он взял мою руку и вложил в неё зеркало. Жесть: на меня и правда смотрела кукла. Вульгарная, жуткая с мёртвым лицом и ярко-красными губами кукла.
Зажмурилась — омерзительно.
— Открой глаза и не смей их закрывать, если тебе не приказали этого делать, — Носов с силой сжал мои плечи так, что я подумала, кости треснут.
Широко распахнув глаза, я опять смотрела в зеркало только не на себя, а в сторону.
— А теперь улыбнись, куклы всегда улыбаются, — делано ласково сказал Носов. Выдавила улыбку, чем вызвала одобрительное поглаживание по голове. — Скажи, что ты моя.
— Я твоя, — чуть слышно прошептала я.
— Громче!
— Я твоя.
— Теперь ты моя, — он с силой обнял меня, хотелось оттолкнуть извращенца и прокричать все, что я о нем думаю, но я терпела и долго. Он не отпускал меня, целую вечность при этом пыхтел и нюхал волосы.
— Надоела, — резко выкрикнул Носов, и с остервенением оттолкнул меня. Врезавшись в стену, больно ударилась и упала на пол, но, не смотря на боль, радовалась, что пытка прекратилась.
— Ты хорошая кукла. Принести, тебе поесть? — спокойным тоном спросил он.
— Да, — ответила я: силы мне пригодятся. — А можно мне ещё на улицу выйти хотя бы на минутку.
Маньяк задумался.
— Ну почему на минутку. Ты меня порадовала, выведу на подольше, — сообщил он, с таким видом, как будто облагодетельствовал, и я как минимум ноги ему за это должна расцеловать.
Изобразила на лице смирение и благодарность.
Носов ушёл, вернулся он буквально через минуту с тёплыми вещами и тарелкой супа.
Ела я под пристальным взглядом садиста. Он с одобрением взял обратно пустую тарелку и, кивнув в сторону вещей, велел мне одеться.
— Я могу быть добрым, — заявил Носов, открывая входную дверь дома, только я собралась выйти, он дернул меня и заставил остановиться. — Помни недавний урок, если удумаешь сбежать, — сказал Носов и толкнул меня на выход.
Я щурилась: яркое зимнее солнце отражалось от белоснежного снега и слепило. На улице стояла морозная, но безветренная погода, в округе царила тишина и безмолвие.
— Далеко? — спросил Носов, когда я пошла по дорожке вглубь участка.
— В туалет, — объяснила я, и садист кивком разрешил мне идти дальше.
Пробыв в туалете, несколько минут я вышла и вернулась во двор. Если я хочу выходить на улицу регулярно, надо показать Носову, что я его слушаюсь.
Начальник безопасности, увидев меня, одобрительно улыбнулся, а вот я затормозила, он держал топор. Носов не заметил моего замешательства или сделал вид. Он подошёл к большой по диаметру чурке и, поставив на неё более маленькую, начел колоть дрова. Взмах топора и очередная чурка раскалывалась на поленья. Орудовал он умело и быстро. Отвернулась, наваждение, что он вот так же легко может прорубить и мою голову, неприятно холодило душу.
Стараясь отвлечься от действа, я присела на корточки и начала лепить из снега фигурку, такую же что лепила в гостях у отца. Она получилась точь в точь, как и первая, и я расплакалась. Всё время, проведенное в подвале, я только и спасалась воспоминаниями о любимых людях и старалась не представлять, что происходит с ними сейчас. Я в своем аду, а они в своем, переживать за близкого человека может быть ещё мучительней, чем самому оказаться в беде.
