Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
Воля Товстоногова искупала меня в водах всех амплуа и всех жанров, в том числе таких, которые мне и во сне не могли присниться. Я сыграл эксцентричного, юного Адама и грузинского старика Илико, неврастеничного правдолюбца морского лейтенанта Часовникова и барона Тузенбаха, Короля Генриха и Эзопа в новой версии «Лисы и винограда», американского полицейского Виктора Франка и профессора Полежаева. Может быть, самым острым и неожиданным поворотом в моей судьбе было внезапное назначение меня на роль Чацкого в «Горе от ума».
Но творческую сторону нашей работы я описал уже в книге под названием «Кто держит паузу». Интересующиеся пусть прочтут. Здесь я не хочу ни повторяться, ни вдаваться в театроведческие детали. Сегодня меня интересует психология взаимоотношений в такой счастливой поначалу стране, жизнь в которой, глядя со стороны, казалась ежедневным праздником, в той безукоризненной театральной империи, которую посмел я назвать Товстоноговия.
8
Гога был строг. Королевской милости удостаивались не многие. Если кто попадал в опалу, то знал, что это надолго. Но опять скажу – никогда не было в его эмоциональных и порой резких решениях самодурства. В жертву театру он мог принести чужую судьбу и собственные желания. В интересах театра мог (редко!) нарушить им самим установленный закон.
Расскажу историю, которая с высоты прожитых лет выглядит комической, но тогда волосы дыбом вставали от ужаса.
Тенякова пришла в БДТ в 67-м году, и первой ролью ее стала героиня «Лисы и винограда» – Клея. Спектакль имел успех и шел очень часто. Критика двоилась в отношении к новой актрисе. Одни восхищались: странный голос, нестандартная пластика, сексапильность; другие морщились: странный голос, нестандартная пластика, излишняя сексапильность. Товстоногову Клея Теняковой нравилась, но в педагогических целях он не баловал ее похвалами. В последнюю декаду года сыграли мы «Лису» раза четыре (это очень много для театра с большим репертуаром). Уставали. Спектакль тяжелый. После спектакля сиживали в нашей с Басилашвили гримерной – пили сухое винцо. Болтали, отходили от напряжения. Я был влюблен в Наташу, и у нас начался роман. Была ревность, были и ссоры. И по некоторым причинам все было тайно. Внешне – товарищи по работе, и только. Потому Новый год встречали врозь. Утром 31 декабря сыграли «Лису» и разъехались праздновать по разным компаниям. Я во Дворец искусств, а Наташа на свою окраину в чужую компанию. Тревожился и ревновал, но не о том речь.
1 января вечером тоже «Лиса и виноград». В 18:30 явка. Грим долгий – все тело мазать «под греческий загар», на лицо шрамы накладывать. 19.10, приходит заведующий труппой Валериан Иванович: «Теняковой нет». – «Как???» – «Так!!!» – «Так звоните по телефону!» – «У нее нет телефона». – «Надо ехать к ней!» – «Уже поехали. Но пора пускать зрителей. Начало в 19.30 – не успеть!» – «Георгию Александровичу сообщили?» – «Конечно. Вот какое решение – ты даешь концерт вместо спектакля, ты и Игорь Озеров. Он пришел вас смотреть. Сейчас его вынимают из зала, и вы читаете свои программы».
Праздничный день, и тысяча двести человек в зале. Я смываю грим. Публике объявляют замену, публика не расходится, и идет концерт в двух отделениях. В антракте возвращается посланный к Теняковой. «Ну???» – «Стучал двадцать минут, чуть дверь не сломал. Она откликнулась наконец и сказала через дверь – оставьте меня в покое».
Вот тут и шевельнулись волосы от ужаса. Первое – она сошла с ума! Второе – что будет?! Гога никогда не простит, срыв спектакля в БДТ!!! Первого января!!!
Так что же случилось? Компания засиделась до утра. Утром стали прибираться с подругой. За окном тьма – январское ленинградское утро. В соседней квартире еще гуляли. Стучали к актрисам, звали к себе. Им отвечали через дверь – оставьте в покое! Легли часов в девять утра… и провалились. Проснулась снова от жуткого стука в дверь. Подруга спит. За окном все еще тьма. Значит, все еще утро. Кричат. «Открой!» – и что-то про спектакль. Ответила – оставьте в покое! Перед спектаклем надо выспаться. И снова легла. А был уже вечер.
На следующее утро… догадайтесь сами, что было с ней на следующее утро.
А в театре наступила зловещая тишина. Событие экстраординарное. Возмущение всеобщее. В нашем театре! Начинающая свой путь актриса! В Новый год! Играя главную роль в постановке ГЕОРГИЯ АЛЕКСАНДРОВИЧА! Ожидание расправы. Король в ярости, патриции непреклонны – никакого прощения! Под взглядами свиты виновница проследовала в кабинет, как на эшафот. Голос Гоги громыхал, и было слышно в приемной и в коридоре.
– Мне не нужны артисты, на которых я не могу положиться. Я бы вообще не разговаривал с вами, если бы вы не были нужны театру. Разумеется, я вас увольняю, но через неделю я вынужден буду взять вас обратно, потому что вы играете в спектакле, который уже объявлен. У меня связаны с вами большие планы, которые вы сорвали. Если вы заболели, вы обязаны предупредить театр заранее. А если вас нет на месте к явке, то… Валериан Иванович!
(Вбегает Валериан Иванович, стоявший за дверью.)
– Валериан Иванович, если актрисы нет на месте, почему немедленно не позвонили и не проверили?
– Георгий Александрович, у нее нет телефона. (Выходит.)
– Лишить премии, объявить выговор – это неадекватные меры! Все должны понять, что в театре так не может быть! Вообще – не может! Здесь не должно быть места снисхождению! (Еще громче.) Валериан Иванович!
(Валериан Иванович входит – так и хочется сказать: «Входит с топором», но это слишком – входит, готовый записать решение владыки.)
– Валериан Иванович! А как это возможно, что у ведущей артистки театра нет телефона? (И еще громче.) Немедленно поставьте перед дирекцией вопрос об установке телефона! Левит в театре?
– Да, Георгий Александрович.
– Вот пусть он займется! Не-мед-лен-но!
– Хорошо, Георгий Александрович. (Выходит.)
– Идите, Наташа! И объясните письменно, почему вы не смогли вовремя предупредить о своей болезни.
Мы с Басилашвили ходили к Товстоногову с адвокатской миссией, но вина-то была очевидна. Понять можно, но простить?.. Тенякова и не просила прощения. Она пришла к шефу принять кару. Г. А. определенно сказал – такого в театре быть не может. Вообще – не может быть. Лишить премии, объявить выговор – неадекватно случившемуся. Только увольнение. Актриса нравится, но… только увольнение! И что же делает Гога? Ничего! Вообще ничего! Как не было. Почему? Дал слабину? О нет! Он сказал Наташе: «Я вас увольняю. Но через неделю я должен буду взять вас обратно. Вы будете нужны. Поэтому я не буду вас увольнять. Идите и сами разберитесь с формальными объяснениями». Помиловать и больше не обсуждать! Королевская милость.
«Товстоногов и дисциплина» – очень плохое название для главы. Товстоногов не занимался дисциплиной, ею занимался Валериан Иванович. Нарушение дисциплины для Г. А. было нарушением морали, помехой творчеству, а значит, преступлением. Случай, подобный описанному, был вообще единственным. Что касается опозданий на репетиции (чем я, кстати, сильно грешил), то это никогда не выливалось в упреки и нотации. Г. А. просто вскидывал голову и молча смотрел на вошедшего. И все замирало. И возможность грозы была страшнее самой грозы. Было лишь два возможных продолжения: рассмешить Гогу и присутствующих, придумав какое-нибудь невероятное оправдание, либо дождаться, когда он отведет глаза, закурит и скажет сухо: «Давайте начнем». И тогда мучиться и знать, что все испорчено – настроение, сегодняшняя репетиция, – знать, что этот маленький шрам в отношениях останется надолго, если не навсегда.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
