Капеллан улыбнулся:
– Не знаю. – Он покачал головой. – Эта встреча может вернуть его к прошлому, что не пойдет ему на пользу. Я передам вашу просьбу, но особого оптимизма у меня нет. Видите ли, его состояние начинает улучшаться, но лечение шизофрении – процесс медленный и трудный, а что касается его, то тут масса всяких осложнений.
– Могу ли я узнать, за что он здесь очутился?
Капеллан снова встал.
– Я принес досье… вообще, это против правил… но в данных обстоятельствах… не сомневаюсь, что можно сделать исключение.
Алекс засунула пачку машинописных листов обратно в желтый конверт и натянула на него резиновое колечко.
– О… давайте положим туда и фотографию.
– Фотографию… – автоматически повторила она. Ей казалось, что из нее выпустили всю кровь, у нее не осталось никаких сил. Она неторопливо стянула колечко и открыла клапан конверта, радуясь, что хоть чем-то может на несколько минут занять себя. – Фотографию… – повторила она.
– Миссис Хайтауэр, нигде в Библии не сказано, что лишь здоровый человек угоден Богу, – тихо проговорил священник.
Алекс тупо посмотрела на него, видя перед собой лишь лист бумаги со строчками клинического диагноза, и кивнула, стараясь сдержать слезы.
– Если кто-то сошел с ума, – запинаясь, сказала она, чувствуя, как по щекам бегут слезы, – если кто-то сошел с ума, означает ли это, что ему не могут быть отпущены грехи?
– Господь дал нам десять заповедей. Мы не можем нарушать их, не неся за это ответственности. Есть грех, и есть воздаяние за него, что справедливо даже для душевнобольных. Психиатрия не может начинать с белого листа. И я тоже. – Он снова улыбнулся и скрестил ноги. – Лицо, которое совершило преступление в болезненном состоянии, начнет выздоравливать, лишь когда осознает свои поступки, когда сможет сказать: «Тогда я был болен, но сейчас понимаю, что нуждаюсь в прощении».
– Сказал ли Джон Босли такие слова?
Священник покачал головой:
– Боюсь, он не в том состоянии, далеко не в том состоянии.
– Это кажется очень жестоким.
– Жестоким?
– Жестоко со стороны Бога ставить такие условия.
– Мы в англиканской церкви придерживаемся той точки зрения, что зло не может овладеть человеком, который не принимает его. – Он улыбнулся. – Зло обязано получить приглашение – человек должен пригласить дьявола и предложить ему свою жизнь. Дьявол не может явиться сам по себе.
Похолодев, Алекс уставилась на него:
– Вы хотите сказать, что Джон Босли, несмотря на свое сумасшествие, воплощенное зло?
С печальным и сокрушенным выражением лица он воздел руки:
– Может быть. Несмотря на его сумасшествие, мы не можем не учитывать тот факт, что душевное здоровье лица, совершившего ужасное преступление, является отражением овладевшего им зла.
Алекс передернулась. Наступило долгое молчание, краем глаза она увидела, что он смотрит на часы.
– Может ли шизофрения… передаваться по наследству?
– Да, и тому есть немало свидетельств. Общество по изучению шизофрении может предоставить вам информацию… Они сделали несколько весьма интересных открытий.
– То есть мой сын?..
– Да, у вас есть основания для беспокойства. – Он снова посмотрел на часы. – Может, вы еще приедете и мы поговорим более обстоятельно?
– Благодарю вас. С удовольствием.
Он встал и разгладил свое одеяние.
– Вы упомянули, что его лечение сопряжено с множеством сложностей. Что они собой представляют?
Лицо его побагровело, и он смущенно сложил руки.
– Просто дурацкий инцидент, – сказал он. – Совершенно дурацкий.
– Что случилось?
Он еще раз посмотрел на часы.
– Ничего. Ничего такого. – Он помолчал. – Но возможно, вам стоит узнать. В следующий раз… я все расскажу вам в следующий раз… я должен все обдумать.
Алекс не сводила с него глаз. Что произошло? Что, черт возьми, случилось?
– Вы сможете найти дорогу обратно? К шоссе? Сразу же поверните направо.
– Благодарю вас, отче… э-э-э… преподобный… э-э-э… – сказала она.
Капеллан одарил ее улыбкой:
– Звоните мне. Следующие несколько недель я буду очень занят. Может быть, когда-нибудь в июне?
– Благодарю вас, – сказала она. – Вы были очень добры.
Но мысли священника были уже где-то далеко.
26
– Он не позволил мне оставить у себя фотографию.
Филип Мейн полулежал, закинув ноги на письменный стол. Он скрестил их, снова развел, положил пятки на груду бумаг, заваливших стол, после чего, приподнявшись на локтях, переместил тяжесть тела на подлокотники кресла. И задумчиво уставился на телефон.
– Этот тип, Босли, явно из ряда вон. Значит, так и оставил ее?
– По-видимому.
– Приковав к стене погреба?
Алекс, побледнев, кивнула.
– И бросил ее одну?
– Да.
– Никому ничего не сказав?
Она промолчала.
– Он испытывал недобрые чувства… к женщинам?
Алекс покрутила в пальцах сигарету.
– Она обманула его.
– Из ряда вон. Совершенно из ряда вон. Врач должен бы быть разумным парнем… по крайней мере, так считается… – Мейн развел руками. – Но людям свойственны экстраординарные поступки.
– Почему, Филип?
В комнате внезапно потемнело, и она услышала шум хлынувшего дождя. Алекс представила себе холодный погреб, женщину в цепях, которая, рыдая и дрожа, прислушивается к капели. Она передернулась.
Мейн сунул сигарету в густые заросли усов и забыл прикурить.
– Как ты пришла к этой мысли?
– К какой?
– Повидаться с капелланом.
Она пожала плечами:
– Не знаю. Я позвонила в Бродмур – выяснить, могу ли я увидеться с Босли. – Алекс слабо улыбнулась. – Когда мне ответили, голос был такой, словно я позвонила в гостиницу.
– Но встретиться с ним тебе не позволили?
– Необходимо письменно обратиться в управление тюрьмы. Я спросила, с кем бы я могла поговорить по этому поводу. – Она снова повела плечами. – Меня соединили со священником.
Алекс обвела взором привычный хаос; на диване спал Блэк. Секретер, письменный стол, каталожные шкафы – каждый квадратный дюйм пола завален грудами бумаг. Бумаги погребли под собой старую электрическую пишущую машинку и принтер с клавиатурой компьютера. Бумаги были повсюду.
