Слава Богу, воительница тоже заметила позор мачо. Подскакав к нему, она ухватила уздечку и стала что-то ему орать. Видимо краткий курс возымел действие, потому как Саня со второго раза стал вести себя в седле довольно сносно…
Пыльное облачко, в которое сначала «превратился» Хурлы неожиданно остановилось. «Тугарин» явно поджидал всю команду, перейдя с галопа на рысь и поминутно оглядываясь.
— Можно не спешить! — крикнул он, — Погони не будет…
Обернувшись, я увидел, как вертолеты дают первый круг над юртами общины. Видимо, прилетел кто-то важный, потому как при ближайшем рассмотрении мы увидели разукрашенный МИ-8 и два боевых вертолета с торчащими из-под брюха пулеметами.
— Президентский! — кричал мне Хурлы, — Может с китайцами прилетели договариваться — вовремя мы уехали… — раскосые и глубоко запрятанные меж пухлых щек глаза монгола сверкали сейчас пуговками, выдавая его внутренний настрой. Старый товарищ хоть и готов был в любой момент погибнуть за свою страну, радовался сейчас такой неожиданной отсрочке и все-таки надеялся на бескровный исход. — На ближнюю лежку ехать часов пять, — пустил он коня рысью. Дальняя, почти у Таван-Богдо-Ула, — обернулся он и повел рукой вдоль горизонта, — на Монгольском Алтае. Кстати, именно, оттуда, пришел в свое время Джа-Лама строить Ойратское государство…
Молчание повисло в воздухе. Кони сноровисто частили рысью, а у меня перед глазами оживали картинки прошлых жизней: Степь без края. Горная гряда Монгольского Алтая за спиной. Пронизывающий холод по ночам и разящая дневная жара. Кони-кони-кони…
Ничего не поменялось в укладе кочевников за какие-то сто лет. Они просто не успели освоиться со странным словечком «цивилизация» в привычном понимании европейцев и оказались сейчас в наиболее выгодном положении.
Взрыв сотовых телефонов, предвещающий конец привычного житейского уклада оказался для них не больше чем пшиком. Скот и кони как были, так и остались в своем вечном поиске корма. Кочевникам оставалось лишь менять пастбища на более сочные, да обороняться от набега волков…
Топот копыт навалился, вырывая меня из раздумий.
Хурлы обернулся к всадникам первым, и неожиданная гримаса недовольства заставила меня окончательно покинуть мир грёз и вернуться к действительности.
«Тугарин» был в ярости и его первая тирада на монгольском, резко сломала тишину степи, укрывшую равнину после вертолетного гула.
Я обернулся и замер от удивления. Рядом с Рубаном на чудном кауром коне с белой гривой почти до земли гарцевала та самая монголка, с которой Саня «стрелялся» глазами за праздничным столом. Она упрямо «чирикала» что-то в ответ гиганту уже растратившему свою ярость и пребывающему сейчас в недоумении.
— Племянница! — проорал на мой вопросительный взгляд Хурлы, — За твоим Цагаан Толгой поехала… — и так в сердцах дернул за узду, что его лошадь захрипела и провернулась волчком.
Виновник эдакой беды «Белая голова» Рубан напоминал мне сейчас нахохлившегося индюка. Он был растерян, однако старался виду не подавать.
— Чего делать-то будем? — внимательно разглядывал я руки Хурлы, уцепившиеся за ремень полуавтоматической «Сайги», и соображая, как поступить если он вдруг соберется убивать виновников этой неразберихи.
В голову ничего не приходило.
— Она не отступится… — гукнул мне «тугарин», — Ты наших знаешь, но отпустить её в Россию я не могу…
— Хурлы, — неожиданно подал голос Рубан, — Там, в поселке, времени, говорить, не было, но она приготовила мне свой первый чай, — на этих словах монгол насупился еще больше, а потом заговорил.
— Я всегда был против твоего имени, Батцэцэг! Что это такое крепкий цветок? Ничего в голову не идет кроме цветущего дерева. Так оно и есть! Настоящая деревяшка! С детства ты была самой упрямой, вот и сейчас решила за всех сама…
Батцэцэг вдруг заговорила на монгольском что-то неожиданно ласковое, и Хурлы через полминуты ее тирады обреченно махнул рукой.
— Едем, — развернул он коня, — Тратим время. Разбираться будем на Хяргас-Нуур…
«42»
Ох, недаром «тугарин» упоминал перед самым началом этого импровизированного похода спину и задницу. Проблемы начались уже на третьем часу пути и первым «сдался-запросил» пощады наш молодожен Сашка Рубан.
Ему, правда, было сказано в самом начале — не просто восседать на спине коня, а все-таки хоть немного работать ногами, обутыми в стремя. Привставать-приседать-опираться на стальные дужки в такт мерной рыси. Однако в таком режиме ноги (с непривычки) тоже долго не выдерживают, и наездник начинает елозить по сиденью, понемногу двигаясь к критической точке.
Хорошо с нами была Батцэцэг. Хурлы лишь сердито гаркнул ей что-то — видимо, когда та просила о передышке — но ходу не сбавил. Новоявленные молодожены все-таки пару раз отставали, и в итоге невеста усадила Саню на подложенный на седло халат. Видимо так нашему мачо было несравнимо легче, хотя страдальческая гримаса с его лица до конца так и не сошла, и они, лишь появлялись-исчезали на пересеченном рельефе где-то за спиной.
За них я не беспокоился, тем более замыкающим вместе с запасными конями шел Джучи — старый товарищ Хурлы, всегда следующий за ним тенью.
Начался ощутимый подъем. Визуально картинка поменялась лишь чуток, да «выросли» из туманной дымки горизонта небольшие горы, однако кони убавили хода, к тому же неожиданно у меня заложило уши.
— Скоро, — рассмеялся Хурлы рассматривая как я пытаюсь продуть барабанные перепонки, зажимая нос и дуя со всей силы, — Какой ты чувствительный маленький брат… А ведь здесь нет даже тысячи метров высоты… Смотри, — остановил он коня и протянул он руку в сторону прорисовавшегося горного хребта, — Мы идем туда. Вон та котловина слева это река Завхан. Там мои друзья и ваша свобода…
Больше «тугарин» ничего не сказал и на мои хитренькие попытки выяснить, что же он задумал, лишь лукаво глянул и, не дожидаясь проявившихся вдалеке фигурок молодоженов, тронулся с места частой рысью.
Пока мы болтали, подоспела моя воительница.
— Подержишь коня, Рожа? — тяжело спрыгнула она на землю и подала мне повод, — Или ты тоже предпочитаешь местных красавиц?
Сначала я не понял о чем она, а потом вдруг заметил рядом огромную каменную женщину ростом за два метра, появившуюся, будто из ниоткуда. Карина скрылась за ней, а я невольно загляделся на огромные, скрещенные руки и пухлую грудь, испещренные временем.
— Долго не смотри! — донеся вдруг до меня беспокойный окрик Хурлы, — Я глянул в его сторону и увидел как «тугарин» почему-то возвращается почти галомпом. — Отвернись! — командовал мне монгол и я хоть и с трудом, но подчинился. Неожиданно проявилось чувство неясного зова со стороны каменного идола — могу поклясться, статуя меня звала… — Это киргизские шаманы ставили, — продолжил Хурлы, — Давно. Вот оно проклятое капище вечных, — повернулся он спиной к статуе, — Старики говорят проявляется всегда неожиданно и рядом лучше не останавливаться… Где Карина?
