Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
Я услышал голос. Говорили не по-английски, прозвучало что-то похожее на «Ктхун, ктхун, дииянна, деянна». Затем… боже, оно произнесло мое имя: «Ктхун, Н., дииянна, Н.». По-моему, я завизжал; не уверен в этом, потому что ветер уже ревел ураганом в ушах. Нет, я должен был завизжать, да и как иначе – оно знало, как меня зовут. А потом… фотоаппарат… угадайте, о чем я забыл?
[Спрашиваю, не оставил ли он крышечку на объективе; слышу в ответ визгливый хохот, пробирающий до костей; невольно думаю о крысах, носящихся по битому стеклу.]
Да! Точно! Крышка на объективе! Крышка, мать ее! Срываю крышку и смотрю в видоискатель. Каким чудом я не уронил «Никон» опять – не знаю. Руки у меня жутко тряслись, и второй раз трава бы его уже не отпустила, она бы уже приготовилась. Я его не уронил. Через объектив виднелось восемь камней. Восемь – мы врага оставим с носом. Тьма еще клубилась в центре круга, хотя и отступала. Стихая, вокруг метался ветер.
Я опустил аппарат, и их осталось семь. Что-то набухало во тьме, и я не берусь описать, как оно выглядело. Я вижу. Во сне я вижу это. Мне не подобрать слов, чтобы нарисовать эту проклятую тварь. Живой и пульсирующий кожаный шлем – вот на что оно похоже больше всего. И словно желтые выпуклые очки с обеих сторон. Только очки эти… я думаю, то были глаза, и смотрели они на меня в упор.
Я снова поднял «Никон» и увидел восемь камней. Щелкнул затвором раз шесть или восемь, чтобы разметить их положение, закрепить их на месте; ничего не вышло – я лишь сжег камеру. Стекла объективов видят эти камни, док, думаю, что человек тоже может увидеть их – в зеркале; может, даже через обычное стекло. Только вот фотоаппарат не фиксирует их. Единственное, что может «записать» их, удержать на месте – это мозг человека, память человека. Правда, как я уже успел выяснить, и на нее надеяться нельзя. Считать, касаться и расставлять все по местам – помогает, хотя бы некоторое время. Забавно, что на поведении, которое мы считаем психически нестабильным, на самом деле держится весь наш мир. Рано или поздно эффект этих простых действий сходит на нет, защита ослабевает. А ведь это так трудно, так утомительно.
Боже, как это тяжело.
Может, на сегодня хватит? Я безумно устал, знаю, хотя и знаю, время еще есть.
[Обещаю прописать ему успокаивающее, не очень сильное, если он желает, зато понадежнее, чем амбиен или лунеста; если не переусердствовать, говорю я, то оно поможет. В ответ мне достается благодарная улыбка.]
Вот здорово, вот спасибо. Только я вас попрошу, доктор, можно?
[Ну конечно, можно, говорю я.]
Выпишите так, чтобы таблеток было двадцать, сорок или шестьдесят. Все эти числа – хорошие.
[Следующая встреча]
[Говорю, что он выглядит значительно лучше, хотя это далеко от правды. На кого Н. действительно похож, так это на будущего клиента психбольницы, и если он безотлагательно не примется за поиски своего личного шоссе Сто семнадцать, чтобы уехать из кошмара, то не успеет и глазом моргнуть, как окажется в соответствующем заведении. Задним ли ходом, развернувшись ли, он должен выбраться с треклятого поля. Да и я тоже. Мне приснилось поле, о котором рассказывает Н., уверен, что смогу его легко найти, если захочу. Не то чтобы оно мне нужно – я не собираюсь принимать участия в безумии моего пациента; я лишь уверен, что знаю, где это поле. Ночью в прошлые выходные мне не спалось и вдруг подумалось, что я, должно быть, не раз и не два, а сотни раз проезжал по мосту Бейл, и тысячи – мимо кладбища «Сиринити-Ридж» с Шейлой на автобусе в начальную школу Джеймса Лоуэлла. Так что я уверен, что мог бы найти поле Аккермана. Будь оно мне нужно. Если оно вообще существует.
Спрашиваю, помогли ли ему препараты, спит ли он. По черным кругам под глазами вижу, что нет. Интересно, как он сам ответит.]
Намного лучше, спасибо. Да и невроз, похоже, отступает.
[Пока он отвечает, руки выдают хозяина с головой: украдкой расставляют вазу и коробку с салфетками по противоположным углам стола у кушетки. Сегодня Сэнди поставила розы; Н. укладывает их, соединяя коробку и вазу. Спрашиваю, что произошло после того, как он съездил на поле Аккермана с цифровым фотоаппаратом. Пожимает плечами.]
Ничего особенного. Ну, конечно, пришлось заплатить парню в магазине за «Никон». Вскоре действительно наступил сезон охоты, и бродить в тех лесах стало опасно, даже если одеться во все ярко-оранжевое. Хотя сомневаюсь я что-то, что в тех краях много оленей. Уверен, они обходят камни стороной.
Проявления невроза ослабли, и я снова начал спать по ночам.
Во всяком случае, иногда. Конечно, видел сны. Всегда снилось поле; я пытался вырвать фотоаппарат из травы, а та цепко его держала. Маслянистая тьма разливалась из круга. Поднимая глаза в небо, я видел, что оно треснуло с востока на запад, и жуткий черный свет лился из трещины. И свет был живой. И голодный. Вот тогда-то я и просыпался, обливаясь потом. Иногда с криками.
Затем, в начале декабря, ко мне в контору пришло письмо. На нем было написано: «Лично в руки», внутри лежало что-то маленькое. Я разорвал конверт, и оттуда на стол выпал ключик с биркой. На бирке стояло: «П.А.». Я сразу понял, что это такое и что это значит. Будь там записка, я бы прочел что-то вроде: «Пытался уберечь тебя. Не моя вина, да и не твоя, наверное. Теперь и ключ, и то, что он отпирает, – твое. Ты отвечаешь за все».
Я опять поехал в Моттон на следующие выходные, правда, на парковку к «Сиринити-Ридж» и не подумал заезжать. Не было смысла, понимаете? Портленд и другие маленькие городки, попавшиеся мне на пути, уже прихорошились рождественскими украшениями. Мороз стоял кусачий, снег еще не выпал. Обращали внимание, что перед тем, как снег ляжет на землю, всегда жутко холодно? И в тот день так было. Небо обложило, и в конце концов пошел снег. Ну и пурга началась той ночью! Помните?
[Ответил ему, что помню. Я действительно помню, хотя и не рассказал Н., почему так хорошо помню. Мы с Шейлой поехали проследить, как идет ремонт в родительском доме. Повалил снег, и мы остались. Слегка выпили и танцевали под старые записи «The Beatles» и «The Rolling Stones». Было здорово.]
Цепь все еще висела поперек дороги; замок открылся ключом с надписью «П.А.». Спиленные деревья лежали у обочины. Я ожидал, что так и будет. А зачем теперь перекрывать дорогу? Поле теперь мое, и камни теперь мои. И за все, что они там хранят, теперь я несу ответственность.
[Спрашиваю, не испугался ли он; ожидаю утвердительного ответа. Н. удивляет меня.]
Да нет, не особенно. Потому что место изменилось. Я знал об этом, еще не съехав на грунтовку со Сто семнадцатого шоссе, от самого перекрестка. Я чувствовал. Я слышал кричащее воронье, открывая замок своим новым ключом. Обычно этот звук кажется мне безобразным; в тот день не было музыки слаще. Боюсь показаться напыщенным – звучали они благой вестью. Я знал, что на поле Аккермана меня ждут восемь камней, и не ошибся. Знал, что они не будут лежать ровным кругом; в этом тоже не ошибся. То были камни, обнаженные тектоническим сдвигом либо ледовым оползнем восемьдесят тысяч лет назад, а может, каким-нибудь ливнем совсем недавно.
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 101
