— Переправить нас во Францию сможешь? — прямо спросил Сухов.
Бейнс солидно потёр подбородок, на удивление гладко выбритый, и сказал после недолгого раздумья:
— Отчего ж не переправить. Ночью если отплыть, к полудню уже на том берегу будем. Там и я затаюсь до поры, пережду денька два. Весь вопрос в другом… к-хм… Рисковое это дело — против королевских-то указов идти. Вас же по всей Англии ищут, деньги немалые сулят за живых или, там, за мёртвых.
— Сколько ты хочешь? — улыбнулся Олег.
Коувени пожевал губами и назвал сумму.
— Весь в отца! — криво усмехнулся Чантри.
Пончик, сердито сопя, выудил из кошеля пять золотых пистолей и передал Бейнсу.
— Совсем другое дело! — оживился тот. — Ждём вечера, а пока прошу отведать копчёных угрей да винца!
— Контрабандного, — вставил Нолан.
— Другого не держим!
Акимов с Пончевым и Чантри отвели лошадей в конюшню, а Сухов с Быковым перешагнули порог «хижины» Коувени.
В ней имелся очаг, стол и два стула, в углах стояла пара огромных сундуков, а вдоль толстых стен тянулись лавки, над ними — полки.
Угри оказались просто объедением, да и вино — сладкое, густое, ароматное — пилось легко и с удовольствием.
За разговором засиделись до вечера, и вот Бейнс хлопнул мозолистыми руками по коленям:
— Пора!
Накинув кожаную куртку, Коувени прошёл в маленький чуланчик и отпер незаметную дверь.
— Это ещё дед мой строил, — сказал он, — и не абы как! Дом запирает вход в бухту, иначе, как отсюда, в неё не попадёшь. А слуги пускай лошадей выводят, в конюшне тоже воротца имеются, я их морскими называю.
Олег покинул дом следом за хозяином и очутился на широкой тропе. Она спускалась серпантином в потаённую бухточку, буквою «S» прорезавшей скалы, и заканчивалась добротным причалом, у которого покачивал единственной мачтой небольшой, но вместительный буер.
— Окрестили его «Морским быком», — похлопал Бейнс по невысокому, в две доски, фальшборту, — а я его всё «Бычком» зову. Кормильца…
Корпус «Бычка» имел округлую яйцевидную форму, с более узкой, чем нос, кормой. В носовой части была выгорожена каюта, а всё остальное пространство занимал обширный трюм. Под палубу вели два люка: небольшой квадратный между мачтой и каютой и главный — от борта до борта.
— Коней в трюм, — распорядился Коувени, — припасы в каюту. Двое из вас помогут мне с парусами. Кто?
— Я, — откликнулся Сухов.
— И я! — вызвался Быков.
— Тогда готовимся.
— Понч! — окликнул друга Олег. — Заряди ружья.
— Есть! Угу…
— Виктор, сбегай за продуктами и набери воды в бочонок.
— Он из-под вина.
— Вкуснее будет!
Долго ли, коротко ли, но суета улеглась. Буер отчалил, подняв летучий кливер и фор-стаксель на бушприте, и тихонько вышел из бухты.
В открытом море сразу потянуло свежим ветерком. Коувени с Олегом поставили грот и блинд.
Буер побежал веселее, вода зажурчала под рассекавшим её форштевнем, завёртываясь бурунчиками и пенясь.
Солнце село, отгорел закат. Берег был виден нечётко, поэтому разглядеть двухмачтовый гукер удалось не сразу. Он следовал тем же курсом, что и «Морской бык», но вскоре стало понятно, что сие вовсе не случайность.
С гукера выстрелила пушка, требуя остановиться. Гулкий удар раскатился над морем, и Коувени, сидевший у руля на корме, яростно выругался, словно отвечая неведомому артиллеристу.
— Нельзя, нельзя останавливаться! — закричал он.
— Да мы и не собираемся, — спокойно сказал Сухов.
— И вас загребут, и меня, — уже тише проговорил Бейнс, — и «Бычка» отберут. Ничего, он у меня ходкий!
Буер словно услыхал его — мигом резвости прибавил, подгоняемый бризом. Однако и гукер не отставал. Вот над его бортом вспухли облачка дыма, а через мгновение донёсся треск выстрелов.
— Высоковато взяли, — прокомментировал пальбу Коувени, — волну не учли.
— Мушкеты к бою, — скомандовал Олег.
— Есть мушкеты к бою! — бодро ответствовал Акимов.
Тяжёлые пульки, выпущенные с гукера, прозудели над кораблём, лишь одна впилась в мачту повыше грота — Бейнс сморщился так, словно свинцовый шарик продырявил его собственную шкуру.
— Тут ещё кое-что есть, — ворчливо сказал он, стягивая мешковину с небольшой бронзовой пушчонки на вертлюге — старенького фальконета.[99]
— То что надо! — повеселел Сухов. — Понч! Заряжай!
— Так точно!
Шурик, увлекаясь с Быковым ролевыми играми, к фехтованию не тянулся, зато артиллерией старинной занимался всерьёз — такие вот способности открылись пушкарские.
И вот Понч, как заправский канонир, пробанил орудие, отсыпал пороху деревянной лопаткой, забил пыж, выбрал на глаз ядро по калибру, зарядил.
— Огонь!
Плюгавый с виду фальконет грохнул, что твоя кулеврина, кони испуганно захрапели. Увесистое ядрышко просвистело — и попало гукеру в скулу.
— Есть!
— Заряжай!
Пончик живо развернул пушечку, подскочивший Виктор спешно поработал банником, как ёршиком в бутылке, и орудие было готово к бою.
— Дождись, пока вал корму поднимет, — и стреляй!
Второй выстрел оказался результативней — ядро пробило доску над ватерлинией. Гукер качался на волне, и, когда нос его окунался в воду, она вливалась сквозь пробоину.
— Попал!
— Ну так! — хмыкнул Пончик.
Тут с борта английского корабля залпом ударили мушкеты, и Сухов крикнул:
— Картечью давай!
— Есть!
Бабахнула пушка с гукера.
— Лево руля! — заорал Быков. — Лево! Лево!
Коувени навалился на румпель, и буер накренился на левый борт, лениво сходя с курса. В тот же миг по его правому борту поднялся столб воды.
— Понч! Огонь!
Фальконет рявкнул, посылая за корму убийственную порцию свинцовых кругляшей.
— Витька, Яр! Пли!
Мушкет и мушкетон выпалили одновременно. Олег вскинул свой «огнестрел» и добавил преследователям проблем. Гукер медленно, едва заметно, стал отдаляться. Задели они кого? Или ядром повредило обшивку?
Если через пробоину захлёстывает вода, и в трюме её наберётся по колено, корабль осядет, а скорость упадёт.
