Книга Этносфера: история людей и история природы - Лев Гумилев

Во всех исторических процессах от микрокосма (жизнь одной особи) до макрокосма (развитие человечества в целом) общественная и природные формы движения соприсутствуют и взаимодействуют подчас столь причудливо, что иногда трудно уловить характер связи. Это особенно относится к мезокосму, где лежит феномен развивающегося этноса, т.е. этногенез, понимая под последним процесс становления этноса от момента возникновения до исчезновения или перехода в персистентное состояние гомеостаза. Но значит ли это, что феномен этноса – продукт случайного сочетания биогеографических и социальных факторов? Нет, этнос имеет в основе элементарную модель.

Три наших опыта построения модели в разных ракурсах дали тождественные результаты. Социально-политический анализ этногенеза позволил выделить фазы исторического становления, исторического существования и исторического упадка с последующим пережиточным или реликтовым прозябанием [99]. Аналогичное деление получилось при исследовании воздействия этноса на вмещающий ландшафт [82] и при этнографическом изучении способов отсчета времени [96]. Это дает нам право считать описанную модель верной в первом приближении, достаточном для практического применения при дальнейшем исследовании вопроса. Выраженная графически, наша модель имела бы не облик синусоиды или циклоиды, а неправильной кривой, у которой в начальных фазах идет резкий подъем до краткого перегиба, а потом длинный спад, все более плавный, либо до естественного затухания процесса, либо до насильственного его обрыва (См. рис. на стр. 311 – Прим. ред.). Суть модели в следующем.

В географическом аспекте этнос в момент своего возникновения – популяция, т.е. группа сходных особей, приспособившая определенный ландшафтный регион к своим потребностям и одновременно сама приспособившаяся к нему. Для поддержания достигнутого этно-ландшафтного равновесия необходимо, чтобы потомки повторяли деяния предков, хотя бы по отношению к окружающей их природе. В плане истории это называется традицией. Ее можно рассматривать и в социальном, и в биологическом аспектах, ибо М.Е. Лобашев открыл это же явление у животных и назвал его «сигнальной наследственностью» [171]. Выбора между социальными и естественными дисциплинами делать не стоит, так как те и другие исследуют явления в разных направлениях и взаимно дополняют друг друга.

Но момент рождения, как всякий момент, краток. Появившийся на свет коллектив должен немедленно сложиться в систему, с разделением функций между членами. В противном случае он будет уничтожен соседями. Для самосохранения он быстро вырабатывает социальные институты, характер которых в каждом отдельном случае запрограммирован обстоятельствами места (географическая и этнографическая обусловленность) и времени (стадия развития человечества, т.е. тот или иной способ производства). Именно потребность в самоутверждении обусловливает быстрый рост системы, силы же для развития ее черпаются в пассионарности популяции как таковой. В этом ее отличие от общественных отношений, определяемых способом производства. Рост системы создает инерцию развития, медленно теряющуюся от сопротивления среды, вследствие чего нисходящая ветвь кривой значительно длиннее. Даже при снижении пассионарности ниже оптимума социальные институты продолжают существовать, иногда переживая создавший их этнос. Так, римское право прижилось в Западной Европе, хотя античный Рим и гордая Византия превратились в воспоминание.

Но что можно откладывать по ординате, если на абсциссе отложено время? Очевидно, ту форму энергии, которая стимулирует процессы этногенеза, т.е. пассионарность [99]. При этом надо помнить, что максимум пассионарности, равно как и минимум ее, отнюдь не благоприятствует процветанию жизни и культуры. Пассионарный перегрев ведет к жестоким кровопролитиям как внутри системы (этнической или суперэтнической), так и на границах ее, в регионе этнических контактов. И наоборот, при полной инертности и вялости населения какой-либо страны, когда уровень пассионарности приближается к нулю, теряется сопротивляемость окружению, этническому и природному, что всегда – кратчайший путь к гибели. Итак, пассионарность присутствует во всех этногенетических процессах, и это создает возможность этнологических сопоставлений в глобальном масштабе.

Но перед нами встает другая трудность: еще не найдена мера, которой бы можно было мерить пассионарность. На основании доступного нам фактического материала мы можем только говорить о тенденции к подъему или спаду, большей или меньшей степени, но во сколько раз, мы не знаем. Однако для поставленной нами цели это препятствие преодолимо, ибо мы рассматриваем процессы, а не статические величины. Поэтому мы можем описать явления этногенеза с достаточной степенью точности, что послужит в дальнейшем базой новых уточнений. В любой науке описание феномена предшествует его измерению и интерпретации; ведь и электричество было сначала открыто как эмпирическое обобщение разнообразных явлений, внешне несхожих между собой. В отношении пассионарности мы находимся на уровне Франклина, а Кулон и Ампер уже позже нашли способы отсчетов и меры.

Однако если характеристика модели этногенеза всеми исследователями описывается единообразно, если даже нам удалось уловить энергетическую ее природу, то остается неясной причина самих исходных взрывов или пассионарных толчков. Отмеченные нами особенности – сочетание двух и более ландшафтов и двух и более этнических субстратов – легко объяснимы исходя из энергетической природы этногенеза – необходимости наличия разности потенциалов внутри возникающей системы для их дальнейшей нивеляции. Удобнее всего это просматривается на уровне суперэтноса, так как на меньшие величины воздействуют экзогенные факторы с большим эффектом, а это обстоятельство снижает точность построения модели.

Непривычная для нас кривая проявления пассионарности равно не похожа ни на линию прогресса производительных сил – экспоненту, ни на повторяющуюся циклоиду биологического развития. Видимо, наиболее правильно объяснить ее как инерционную, возникающую время от времени вследствие «толчков», которыми могут быть только мутации, вернее, микромутации, отражающиеся на стереотипе поведения, но не влияющие на фенотип [240, стр. 140 – 156].

Как правило, мутация почти никогда не затрагивает всей популяции своего ареала. Мутируют только отдельные, относительно немногочисленные особи, но этого может оказаться достаточно для того, чтобы возникла новая порода, в нашем случае консорция, которая при благоприятном стечении обстоятельств вырастает в этнос. Пассионарность членов консорции – обязательное условие этого перерастания. В этом механизме состоит биологический смысл этногенеза, но он не подменяет и не исключает социального смысла.

Считать пассионарность социальным явлением нельзя, ибо это означало бы отрицание закона сохранения энергии. Однако популяции, охваченные пассионарным подъемом, создают социальные институты, благодаря чему становятся этносами, т.е. коллективами, противопоставляющими себя всем прочим. Так, в одном регионе могут сосуществовать два этноса, но две популяции немедленно сольются в одну.